Circle of life

[Oriella]

Заявка № 33

Название: Круг жизни
Автор: Oriella
Бета: нет (бетила самостоятельно)
Жанр: джен; ретейлинг мультфильма «Король Лев»; hurt/comfort (в какой-то степени)
Пейринг: отсутствует
Рейтинг: PG-13
Размер: макси (~ 45 000 слов)
Саммари: Что, если в Нью-Йорке XXI века разразится необычная война за власть? Что, если согласившиеся помочь мальчику-оборотню Винчестеры окажутся в нее втянутыми?
Братьям, конечно, не впервой ввязываться в разборки нечисти, однако не окажется ли в этот раз ситуация слишком экстремальной? Даже для них
Предупреждения: довольно длинное предисловие, в котором нет Винчестеров
Дисклеймер: все права принадлежат Эрику Крипке и студии Уолта Диснея. Мой – только текст
Герои: Дин, Сэм, Бобби, новые второстепенные персонажи
Время действия: второй сезон, временной промежуток между сериями 2.19 (Folson Prison Blues) и 2.20 (What Is, And What Should Never Be)
Примечание: мысли и всплывающие в памяти героев фразы обозначены курсивом, как и слова, выделяющиеся в потоке речи интонационно. Еще курсив встречается во второй главе, там, где нужно отделить сказанное от написанного

Скачать в doc:

www.4shared.com/document/5u2xDIkz/%D0%9A%D1%80%...

Скачать в pdf:

www.4shared.com/document/rCfMhgUt/%D0%9A%D1%80%...

Пролог

Сумасшествие — унижаться, терпеть, влачить жалкое существование,
когда в тебе, как в клетке, заперт лев, и у тебя есть ключ.
«Особо опасен»

То, что Нью-Йорк – это каменные джунгли, известно всем. Каждый его обитатель хоть раз в сердцах называл так свой город. Бизнесмен в дорогом костюме мог сорваться на Нью-Йорк в день, когда его мерседес три часа простоял в пробке (а при попытках из нее выбраться его несколько раз подрезали), сорвалась сделка, и в довершение всего в офисном лифте из кармана вытащили бумажник. Деловые люди не понаслышке знают о том, что дела в бизнес-кругах зачастую ведутся по законам джунглей: каждый стремится урвать себе побольше, затоптав того, кто слабее.
Провинциалка, приехавшая в Большое Яблоко учиться в Колумбии, – в день, когда ее выставили из общежития за «аморальное поведение», а из университета – за прогулы.
Теперь ей придется возвращаться домой, в свою Индиану или Висконсин, объяснять родителям, живущим в обшарпанном трейлере, за что ее, вчерашнюю школьницу-отличницу, потом и кровью заработавшую стипендию, выперли из колледжа.
Конечно, она будет бешено защищаться, напирая на то, что большие города чудовищны и полны зверей в человеческом обличии, и что соседи по общежитию у нее были такие, что в их кругу невозможно было заниматься учебой, нужно было как-то выживать…
Поверят ей родители или нет – это уже совсем другой вопрос.

Ни бывшая студентка, ни солидный дядя в костюме от Gianfranco Ferre даже не представляют, насколько они близки к истине.
Правда, точнее было бы сравнивать город не с джунглями, а с саванной.
Почему?

Львы не живут в джунглях, а в Нью-Йорке уже почти столетие обитал прайд львов-оборотней.
Они прибыли в США в начале XX века с одной из волн иммигрантов, обосновались в Гринвич-Виллидже и зажили тихой жизнью, сохраняя дистанцию по отношению к людям.
Это было легко.
Покидая Западную Африку, сбегая от войны, которая пришла на их территорию (1), верльвы не забыли захватить с собой свои тотемы… Благодаря вырезанной из черного дерева львиной голове, которую новые американцы везли бережнее, чем все остальные сувениры с родины, и священному древу, которое из африканского саженца выросло уже здесь, в Нью-Йорке, люди-львы могли контролировать себя и в зверином обличье тоже, и луна не оказывала на них воздействия.
Были приняты новые законы – никогда не перекидываться в черте города, всегда удерживать зверя внутри, высвобождая только во время недолгих выездов в незаселенные районы Пенсильвании (раз в несколько месяцев, по особому разрешению вождя). Исключение было одно: принимать звериную форму члены племени могли в собственном доме, особенно в случае, если они добрались туда тяжелоранеными.
Легенды не врут: если оборотня ранить в человеческом облике, по возвращению в звериный рана исцеляется. Если она не смертельна, конечно.
Необходимость этих догм вождь племени понял не сразу, но после нескольких трагических инцидентов они были занесены в Великую львиную книгу, и к новым правилам добавился комментарий, касающийся строгого наказания для нарушивших запрет.

Оборотни ассимилировались и можно сказать, что влились в пеструю нью-йоркскую тусовку переселенцев со всего света.
Зарабатывать на жизнь они стали танцами, кручением пои и факелов на улицах (последним занялись только самые молодые – вертеть факелы не труднее, чем выполнять африканские упражнения с шестом, но крутить вокруг себя пламя для пожилых оборотней стало слишком тяжелым испытанием; трудно побороть инстинктивную неприязнь к огню) и постановочными поединками. После каждого такого в шляпе оказывалось баксов по пятьдесят – бросить монетку считали своим долгом почти все остановившиеся зеваки.
Имеющие талант к прикладному искусству делали на продажу кулоны, металлические браслеты и ловцов снов с африканскими мотивами.
В последние годы у племени появился и еще один источник доходов: желающие стали выращивать в специальных помещениях кроликов и домашнюю птицу и таким образом кормиться. Решились, правда, на это лишь самые дерзкие: большинство с презрением сказали, что предки это не одобрили бы, львы и фермерство несовместимы, и наотрез отказались от «позора».
А старейшины промышляли гаданиями, в основном для своих.
Правда, от просьб обитательниц Нью-Йорка предсказать им судьбу они тоже не отмахивались. Желающих было не так уж много.

Слишком уж обособленно жили люди-львы, простые обыватели улавливали в них что-то чуждое.
Они пытались делать вид, что полностью открыты для мира, но часть изготовленных ими амулетов, та, которая могла выдать людям их сущность, все равно оставалась внутри племени. На продажу шли лишь простые изделия, не самой тонкой работы и с примитивным рисунком…
Гадалки тоже не говорили пришлым девушкам всего. Духи природы дарили магам-оборотням способность видеть развилки судеб; дату смерти они тоже определить могли (хотя и с большим трудом: нью-йоркские металл и камень заглушали даже тот дар, который на Черном континенте был невероятно силен), но вслух говорили лишь о том, как сложится личная жизнь обратившейся к ним, выйдет ли она замуж и за кого.
Некоторых это устраивало, но многие хотели большего, с помощью добытых то там, то здесь крупиц информации догадываясь, что в одном из прилепившихся друг к другу старых домиков в богемном районе Большого Яблока они могут получить все ответы.
Кое-кто из этих любознательных был сейчас в числе детей племени.
Для этого имелись свои причины...

Нетрудно догадаться, что прироста численности естественным для оборотней путем – через передачу людям своей болезни – у верльвов почти не было. Молодые оборотни появлялись на свет от льва-отца и львицы-матери и с рождения учились жить со своей второй ипостасью.
Если единственная задача, которая стоит перед человеческими родителями, – сначала приучить ребенка к горшку, а потом объяснить ему, что нельзя разбрасывать всюду свои игрушки и капризничать в магазинах, клянча сладости, то у родителей-оборотней было куда больше проблем. Совсем маленьких львят, непроизвольно меняющих облик по нескольку раз в день, нельзя было выносить на улицу, приходилось беречь их от чужих глаз. С четырехлетними мороки тоже было много: на улицах Нью-Йорка хватает голубей и бродячих собак, так что родителям – членам клана приходилось туго, прежде чем дитя понимало, что бесхозные животные – вовсе не добыча…
Детей рождалось немного, так что девушки, приходившие в клан за новой жизнью и всерьез на это настроенные, получали то, чего желали. Справедливости ради стоит сказать, что перед тем, как необратимо изменять их из человека в оборотня, им давали время хорошенько обдумать свое решение.
Так клан, изначально на 80 процентов темнокожий (остальные 20 процентов – это были люди-львы, похожие в своем человеческом облике на арабов), стал светлеть, и во время ритуальных собраний в толпе появились молочно-белые и персиковые лица…

Агрессия по отношению к людям, нападения на них с целью обратить в себе подобных – все это случалось лишь в первые годы обитания прайда в Нью-Йорке. Рецидив был только один – в 1929 году, о котором в племени впоследствии вспоминать не любили…
Впрочем, если задуматься, ничего необычного в тогдашних нападениях не было, удивительно скорее то, что рано или поздно они прекратились.
В начале века львиная «семья» только пыталась привыкнуть к тесному городскому кварталу, который должен был стать для них родным.
Согласитесь, после того, как долгие годы вашим домом были почти бескрайние суданские саванны, где вы – полные хозяева, даже настоящие львы признают ваше превосходство, сложно осознать, что теперь вы должны склониться перед людьми.
Теми самыми, о чьем существовании прежде можно было не вспоминать месяцами, – в дикие дебри, обитель львов, редко совались и коренные жители, и колонизаторы.
Если кто из исконных африканцев и приходил, то лишь затем, чтобы поклониться «великим духам»…

Не вспоминать о людях сейчас, когда они в соседнем доме и, если вслушаться, можно услышать биение человеческого сердца, было невозможно.
А знаете, что еще было невозможно?
Не охотиться.
Как бы хорошо люди-львы ни контролировали себя после превращения, им трудно было заглушить память предков, твердившую о времени, когда каждая зебра, каждая антилопа были законной добычей для перекинувшегося оборотня…
Времени свободного бега, развевающейся на ветру гривы и мягко ступающих по песку львиных лап.
Теперь, в царстве асфальта, им было в этом полностью отказано.

Львиный вождь считал – это не слишком высокая цена за безопасность.
Слишком свежи в памяти были воспоминания о том, как люди в военных мундирах, пришедшие на территорию племени, жгли его народ огнем: кто-то из окрестной деревни сказал, что на этих львов не подействуют пули.
Как они пытались сражаться – и проиграли.
И как верльвам пришлось самим уничтожать своих мертвых, чтобы тела не попали в руки людей, и те не поняли, что после смерти звери возвращаются к человеческой форме…

Соблюдению режима секретности немного помогало то, что лев – не самое известное животное, которое может быть оборотнем. Да и нью-йоркцы слишком зациклены на волках и леопардах – первых после знаменитого «Лондонского оборотня», вторых после «Людей-кошек» с Макдауэллом и Кински.
Все легенды о львах-оборотнях остались в Африке, фильмов ужасов про них не снимали, и даже в городской фэнтези, ставшей популярной в конце XX века, верльвы почти не упоминались.
Тем не менее клану приходилось осторожничать.

Расслабиться можно было только на одну ночь в году. В Хэллоуин.
31 октября, когда сгущались сумерки, в Гринвич-Виллидже начинался парад.
Все его участники были в костюмах. Самых разных.
На какие только способна человеческая фантазия.
Затеряться среди множества зомби, затянутых в латекс чертенят (исключительно женского пола!), призраков в развевающихся балахонах, живых гамбургеров, мертвых невест и волков-оборотней в тяжелых меховых костюмах было легче легкого…

Львы ждали этой ночи целый год.
Вождь племени никогда не позволял им показываться среди людей в полностью зверином облике, но и того, что разрешено, было довольно.
Они изменялись частично – кто трансформировал руки в звериные лапы с когтями, кто делал глаза кошачьими, в таком виде выходили на парад и проходили весь путь по Шестой авеню, вздрагивая от восторга. Только сегодня они могли отпустить себя на волю, показать людям часть своего настоящего облика, и про них никто ничего не подумал бы плохого. Несколько раз им даже делали комплименты насчет «классных контактных линз» и спрашивали, в какой оптике они продаются.
Самым лучшим было то, что людям даже врать ничего не приходилось, можно было загадочно улыбнуться, проигнорировав вопрос, и пройти мимо.
В ночь Самайна не принято выдавать своих секретов…


Продолжение — в комментариях.

Comments

[Oriella]

1. Каин и Авель: американская версия

Это ночь превращений, ночь,
когда мы видим обратную сторону вещей.
Самая знаменитая персона теряет
свою известность, надев маску.
Джин Флеминг, координатор парада на Хэллоуин с 1980 года

Что сравнится с осенью в Нью-Йорке?
Не думайте, что в это время опадают только листья.
Так же с людей спадают и маски.
«Сплетница»

Моя луна сошла с ума и упала в озеро
За частокол зеленых сосен на исходе дня.
Я вышел в поле, а меня накрыло осенью,
Когда украдкой выползала из-за спины ночь оборотня,
Ночь оборотня,
Ночь оборотня.
Из творчества группы «Возвращение»


Для меня счастье – свобода, для тебя – Диснейленд.
«Ленинград»

31 октября 2006 года, вечер

Табо (2), уже три года как вождь верльвов, вышел на улицу и с наслаждением втянул ноздрями осенний воздух. Парад еще не начался, он это знал, но как же приятно было от одного его предвкушения!
Мужчина прошел мимо садов, расцвеченных огоньками и уставленных тыквами с вырезанными физиономиями демонов, призраков в оковах и злобных колдунов, и свернул в пустой переулок. Из-за того, что аренда в Гринвич-Виллидже в последние годы стала слишком дорогой, оборотни вынуждены были перебраться в Бронкс.
Добираться до места проведения хэллоуинского мероприятия стало куда труднее, но это стоило того.
Клан в полном составе приходил на парад и рассредоточивался в толпе. Отец Табо, Бомани (3), когда-то дал своим людям такое указание, решив, что слишком подозрительно будет, если рядом будет идти слишком много людей «в одинаковых костюмах»… Пусть даже кое-кто и роптал на переезд, возмущаясь тем, что прежде парад проходил прямо под окнами, а сейчас приходится искать способы попасть на соседний остров.
Слишком большим было получаемое от «переодевания» удовольствие, так что даже те верльвы, которые сильнее всех ворчали по поводу того, что им не хочется идти, – дескать, мост Александра Гамильтона слишком длинный и до Манхэттена даже с нечеловеческой скоростью шагать долго – отправлялись на парад.

Табо усмехнулся – только что возле уличного фонаря от него шарахнулась пара мальчишек. На одном был костюм далека из «Доктора Кто» (помешательство на этом сериале не прошло мимо клана, но львы заинтересовались им только в этом году, после серии «Клык и коготь» (4)), на втором – наряд Гомеса Адамса, смотрящийся на нем удивительно нелепо.
Судя по всему, это был первый День всех святых в жизни парнишек. Больно уж очевидны были их гордость тем, что они идут по улице поздним вечером и собирают конфеты, и страх из-за того, что на улице полно взрослых людей, в костюмах и без.
Мальчикам в головы, видно, хорошо вдолбили простую истину: «Незнакомым доверять нельзя», потому они и оглядывались так опасливо – кто знает, что на уме у этих взрослых? Они явно вышли не в «Угощение или трюк» сыграть…
«А вот То (5) не боится. Молодец», – с гордостью подумал о сыне львиный король. Двенадцатилетний львенок, чьим вторым именем должно было быть «Десять-тысяч-вопросов-в-секунду» (именно с такой периодичностью он засыпал родителей вопросами из самых разных областей: человеческая жизнь и ее отличия от жизни в племени; Нью-Йорк; львы взрослые и львы маленькие; мультики; Африка; полнолуние; океан, etc.) весь вечер упрашивал отца взять его с собой, но добился лишь разрешения поехать туда позже на метро – с мамой.
Своенравный мальчишка долго умолял родителей позволить ему пойти на парад, полностью перекинувшись («Пап, ну пап, никто не поймет, что это не костюм! Ну пожалуйста»), но после твердого отказа нехотя согласился на львиную гриву, купленную в праздничном магазине, и долго тренировался перед зеркалом выпускать когти и рычать.
Табо до сих пор казалось, что убедили сына вовсе не их с Адвар (6) доводы о запрете нарушения законов племени. Законы для мальчика пока были пустым звуком.
То просто захотелось раньше времени почувствовать себя взрослым, а грива, как у большого зверя, могла подарить сыну эту иллюзию – он очень расстраивался, что в образе льва не слишком-то отличается от кота.
Здорового, с золотистой переливчатой шерстью, но все-таки кота.

Издалека послышался возбужденный гул, издаваемый спешащими на праздник горожанами. Табо юркнул в переулок, собираясь добавить последние штрихи к своему костюму: еще дома он надел комбинезон искусственным мехом наружу и сейчас думал довершить образ.
По задумке он должен был пойти на парад с полульвиным, получеловеческим лицом – в темноте, освещаемой только факелами, огромным множеством факелов, все равно создалось бы впечатление, что на нем дорогая, вычурная маска…
Большинство членов прайда были не способны на такую мудреную трансформацию, но вождю подвластно и не такое – чтобы направлять энергию тотема, нужно обладать куда большей силой, чем твои подданные...

Кости на его лице уже начали смещаться, когда мужчина почувствовал чье-то присутствие.
Кто-то из членов клана был рядом. Прямо за спиной Табо.
Мужчина стремительно развернулся – конечно, никто из своих не должен был нести опасности, но львиная природа намекала: тот, кто подкрадывается сзади (может, он готовится напасть?), – враг.
Человек бы ничего не увидел в том переулке – света от несчастного, дышащего на ладан фонаря ему было бы мало, но кошачьи зрачки Табо послушно расширились, заняв почти всю радужку, и он увидел, что рядом с ним стоит его сводный брат.
– Атари (7)? – недоверчиво спросил он. – Ты почему здесь?
Брат был последним, кого львиный вождь ожидал увидеть сейчас. Хотя бы потому, что тот никогда не проявлял интереса к Хэллоуину, считая, что опьяненные ребяческим восторгом члены племени выглядят инфантильно, а это не пристало настоящему льву.
Атари вообще довольно цинично относился ко всему, и в племени его не любили.
Он был одним из тех, кто чаще всех дрался с собратьями. Без разницы, по какой причине. Чаще всего поводом было банальное «хочу доказать, что я круче», но случались и бои за львицу…
Несколько раз он вступал даже в схватки с людьми – не охотниками, просто уличными бандитами. Во время одного из поединков выяснилось, что один из наркоторговцев всюду таскает не только стальной кастет, но и нож из серебра (по большому счету из эстетических соображений), и из той драки Атари вынес несколько длинных шрамов: один был на плече, второй на боку, а третий, самый неприятный с виду, рубец – на лице. Начинался он над правым глазом и тянулся через всю щеку до нижней челюсти.

[Oriella]

С братом у него были сложные отношения: Атари был обижен на их отца за то, что тот передал престол младшему, законному сыну, а на старшего, рожденного от короткой связи с одной из самок прайда, просто наплевал. Львиный кодекс в этом случае был однозначен: брак между монархом и его львицей включал непростой ритуал, и сила, способная сделать из львенка вождя, перепадала лишь законному ребенку. Атари это только злило…
В довершение всего братья были непохожи: тот, кто судит только по внешности, ни за что не признал бы в них родственников. Табо пошел в мать, которая в свою бытность человеком отличалась типичной для англичанки белоснежной кожей (ее отцом был бежавший от долгов мелкий лондонский бизнесмен); конечно, чернота Бомани отразилась и на младшем сыне, но далеко не так сильно, как на старшем.
Кожа Табо была светло-кофейной, цвета глясе, в который кинули слишком большой шарик ванильного мороженого, а его лев был бежево-кремовым, почти белым, и очень напоминал зверя, которого в африканских мифах считали посланцем богов.
Кожа Атари в его человеческой ипостаси была эбеновой: создавалось впечатление, что тьма его матери и отца (темная сторона, увы, есть в каждом, даже самом хорошем человеке) слились в нем, образуя совершенно новую разновидность мрака.
В львином облике угольной была только его грива, а шкура – всего лишь грязно-коричневой, но даже она по сравнению со светлым коротким мехом Табо казалась черной…
Атари ни за что бы не признался, но он втайне презирал собственную темноту. Особенно после того, как несколько раз заметил, что в янтарные глаза брата сородичи заглядывают с почтением, а вот от него быстро отворачиваются, не выдерживая взгляда.

Из-за осознания того, как близок трон, который ему все равно не достанется, он то и дело огрызался на брата в детстве, и когда Табо стал королем, неприязнь Атари к новоиспеченному правителю стала даже более явной.
Когда львы из клана дружно переезжали в Бронкс, он наотрез отказался бросать все (еще в юности он открыл «Black african soul» (8), маленький магазинчик, торгующий африканскими бумерангами и ритуальными ножами, а недавно начал приторговывать и огнестрельным оружием тоже), без труда смирился с ролью отщепенца и остался в Гринвич-Виллидже.
Как будто смягчился и признал власть брата он только в последние годы – то ли надоело носить сдерживающие браслеты (это была вынужденная мера для всех изгоев – стальное украшение с магическими символами приглушало в оборотне зверя; когда-то Табо примерял ритуальный браслет с целью узнать, что же чувствуют люди-львы, принужденные надеть его и таскать на себе постоянно, и до сих пор вспоминал это с ужасом; ощущения были такими, словно умерла его лучшая половина), то ли просто смирился с тем, что трон теперь принадлежит младшему.
Он даже согласился время от времени кое-что делать для других оборотней: например, в этот Хэллоуин он должен был играть роль голоса племени на торжественном вампирском приеме… Так, стоп, а что он тогда делает тут?
– Ну, здравствуй, братишка! – С ухмылкой отозвался старший. – Вот, шагаю на парад. Хочешь, составлю компанию? А то ты, я смотрю, совсем не следишь за своей безопасностью. Поворачиваешься задом ко всяким подозрительным проулкам. А вдруг оттуда кто-нибудь ка-ак прыгнет? – невинное предложение побыть щитом для вождя в этот раз прозвучало зловеще.
– А как же дипломатическая миссия у вампиров? – Табо не позволил отвлечь себя от мысли.
– Все на мази. Мы с ними… договорились.
– О чем? – с подозрением спросил Табо.
– Кое о чем революционном, – сводный брат улыбнулся. – Скажем так, это усовершенствует наши взаимоотношения с вампирами. Все станет по-другому.
– Что-то мне не нравится, как это звучит.

«А тебе и не должно нравиться», – Атари с трудом удержался от усмешки, произнося:
– Это все потому, что я не рассказал еще о новшествах подробно. Погоди, я сейчас все объясню. Давай отойдем в сторону, – он покосился на пролетевшую рядом Чудо-женщину лет пяти от роду, думая о том, что само сочетание слов «пять лет» и «женщина» – это абсурд чистой воды. – Здесь слишком людно.

Брат поманил его дальше во тьму, бесцеремонно повернувшись к Табо спиной. Ничего не оставалось другого, кроме как двинуться за ним.
Львиный вождь бесшумно выбросил из пальцев когти – руки его все еще оставались человеческими, и это было болезненно, но лучше уж так, чем оказаться там, куда его манит Атари, вовсе безоружным.
Не нравилось ему странное поведение брата…
Впрочем, Табо не допускал (пока!) даже мысли о том, что это может быть предательством. Самое худшее, что он мог представить: его хотят разыграть.
В типичном для Атари стиле.
Сводный брат с детства любил злые шутки… Когда-то – Табо в то время еще не думал о своем будущем царствовании, оно представлялось ему чем-то неясным, вроде утреннего тумана – он относился к Атари с большим почтением и верил всему, что тот говорит. Разумеется, никто не объяснял ему, что бывают дети законно- и незаконнорожденные, поэтому он знал только, что у них с Атари один отец, и что брат на 4 года взрослее и, следовательно, умней. Именно поэтому, когда старший заговорщически шепнул, что на соседней улице очень интересно: играют музыканты – чужие, не из племени, маленький Табо сбежал из дома.
Очень хотелось послушать свежие песни – в детстве он был неравнодушен к импровизированным уличным концертам, не пропускал ни одного выступления певцов из клана, а когда их обычный репертуар приелся мальчику, он стал просто мечтать о новой музыке. Вот и не удержался от соблазна.
На том концерте собралось необычно много народа, а музыка…
Уже когда зазвучали аккорды первой песни, мальчику показалось, что его лупят по голове гитарами – то слева, то справа. Усилители были неисправны и включались по очереди.
Он попытался проскользнуть на свободу, тут же потерялся и впал в панику.
Чуть позже началась давка, и Табо чуть не растоптали – в последний момент он взобрался на балкон первого этажа и повис там, рискуя сорваться.
Когда это произошло, Бомани в последний момент спас его, выхватив из толпы, и потом долго отчитывал за безответственное поведение. Даже отвесил пару чувствительных тычков.
Табо собирался сказать, что это старший брат рассказал ему о концерте и помог смыться вечером из дома, но подумал, что это будет подлостью, и промолчал.
Его же не заставляли убегать.
Просто «поманили конфеткой», но он не должен был на нее покупаться…
Атари, кстати, потом извинился и сказал, что хотел пошутить – думал, младший брат испугается тяжелого рока и просто запросится домой.
«Я не ожидал такой толкучки. Даже вообразить не мог, что маленькому будет грозить опасность», – тогдашние его слова удовлетворили всех: отца, мать и старейшин, сам же «пострадавший» не вспоминал об этом долгие годы.
Интересно, почему вспомнил сегодня?

[Oriella]

– Давай, объясняй, – потребовал Табо, когда они прошли в середину переулка: свет, исходящий от умирающего уличного фонаря, остался позади. Теперь им светили только окна домов, украшенных к празднику; забавно было видеть на оконных стеклах силуэты бумажных кошек в ореоле ярко-желтого домашнего огня.
– Как хочешь. – Атари обошел вокруг. – Вампиры согласились объединиться с нами в борьбе с охотниками.
– В какой это? – не понял Табо. – Мы с ними НЕ боремся. Они о нас вообще не знают.
– И ты считаешь, это правильно? – вопросом на вопрос ответил Атари. – Мы уже почти столетие живем в этом городе, и до сих пор здесь – почти гастарбайтеры. Прячемся по углам, желая, чтобы мир вообще нас не замечал. Может, хватит уже унижаться?
– Это не унижение. – Табо покачал головой. – Это необходимость. Слишком для нас рискованно выставлять себя напоказ. Мы опасны для людей. И для себя тоже.
– Да какое кому дело для людей? Они – слабаки по сравнению с нами. Почему под них должны подстраиваться мы, а не наоборот?
– Так было принято исторически. – Вождь чувствовал, что сохранять спокойствие становится все труднее. – Мы никогда не враждовали с людьми, которые не виноваты в том, что не имеют второй ипостаси. В мирном сосуществовании куда больше плюсов, чем в войне. Наши африканские предки это понимали…
– «Наши предки»… – передразнил брат. – Их жизнь была другой, они и людей-то годами не видели. Им не приходилось терпеть этих выродков рядом с собой. – Он со злостью наступил на фонарь-тыкву. Тыквенная корка хрустнула, остатки мякоти размазались по земле, а огонек свечи, конечно, погас. – И что значит «больше плюсов»? Если бы мы не пресмыкались перед людьми, минусов в нашей жизни вообще не было бы.
– Послушай… О чем ты вообще? Ты собираешься развязать войну с людьми? Открыть на них охоту? – недоверчиво спросил Табо. – И все ради того, «чтобы не осталось минусов»?
– Именно это и собираюсь. Поверь мне, дело тут не только в этом, – в голосе явно прозвучала насмешка. – Мы слишком долго были с людьми в мире.
– А до этого мы с ними враждовали, ты об этом знал? Если б изучал нашу историю, был бы в курсе. Ничего из этого хорошего не вышло. Ты ведь слышал легенду о Призраке и Тьме? (8) На самом деле все было куда круче – военные целое племя истребили из-за двух идиотов, решивших продемонстрировать всем свое величие.
– Вот именно, что я ее изучал. Люди предали нас, когда выдали европейским свиньям наш секрет и научили их использовать огонь в битвах с нами, – желчно сказал Атари. – И мне плевать на придурков, которые были недостаточно умны, чтоб выиграть. Значит, они заслужили свою судьбу. Сейчас численность племени больше, чем когда бы то ни было, и мы не такие ничтожества, как недо-Тьма и жалкий Призрак. Мы вполне можем подмять под себя людей… – Он сделал паузу и осклабился: после этого шрам от ножа на его лице, почти не заметный в спокойном состоянии, проступил сильнее. – И не я один так считаю.
Львиный король ощерился на брата и почти зарычал, забыв, что он все еще человек.
– Это что, заговор? Я тебе этого не позволю! Вождь – я. Мои люди не пойдут за тобой.
– И вот тут начинается самое интересное, – ничуть не испугался Атари. – Они уже не твои. Сюрприз-сюрприз. Вампиры решились на союз только при условии, что я займу твое место.
Он сделал шаг назад – как раз вовремя для того, чтобы не попасть под удар брата, и, прочитав заученные слова на древнеисландском (поскольку африканская магия оказалась тут бессильна, пришлось обращаться за помощью к колдунам других народов – вот когда Атари в полной мере оценил то, что Нью-Йорк представляет собой безумную мешанину языков и народностей), кинул в сторону Табо серебристую ленту, которая послушно обвила его шею, плечи и запястья, завязавшись в тугие узлы и не давая даже воздуха глотнуть без угрозы удушить себя.
– Видишь, я подготовился к сегодняшней встрече, – бросил Атари. – Хотелось поговорить – мы ведь с тобой так давно не беседовали по душам, братишка, но без этого чудесного изобретения колдунов нас многое отвлекало бы, не находишь? – Он зло рассмеялся. – Маги назвали ее «Цепь Фенрира», представляешь? Юмористы… Впрочем, я отвлекся от темы. Извини.
Табо постарался высвободиться из обжигающего – словно ленточка и в самом деле была покрыта серебром – захвата, но безуспешно.
Атари меж тем продолжал.
– Из-за тебя мы живем лишь тем, что люди своей «великой милостью» нам отдают. Как будто мы чем-то хуже, чем они, тогда как на самом деле мы лучше. Когда-то нас считали почти богами, приносили нам дары, а теперь все ушло. Ушло из-за таких, как ты! Мы живем почти в резервации, тебе-то в ней уютненько, я понимаю, – хохотнул мужчина. – Но о том, что чувствуют другие, ты никогда не давал себе труда подумать. Мы как в клетке из-за тебя. Мы не свободны – думаешь, хоть кто-то из нас счастлив? И твое разрешение хоть на Хэллоуин (ах, какое одолжение!) побыть самими собой тоже унизительно…– Атари резко повернулся. Если бы он находился в зверином облике, его лев бил бы сейчас хвостом по прутьям метафорической клетки. – Мы в ноги тебе должны кланяться за то, что ты позволяешь нам то, на что мы и так имеем право?! И почему только 31 октября? Почему – частично? Чего нам стесняться?

[Oriella]

Он наклонился к брату и почти прошипел:
– Давно хотел сказать тебе спасибо за то, что ты превратил наш народ в жалких помойных кошек – лебезим перед человеческими свиньями и ни на кого не рыпаемся, сидим в своей мусорке и делаем вид, что нас не существует. А тут и случай выдался… И не надо меня благодарить. Ты мое спасибо и так навсегда запомнишь. – Атари провел удлинившимся ногтем – почти когтем – по лицу Табо, оставляя кровавый росчерк. – Правда, длиться твое «всегда» будет не очень долго... У меня есть для тебя подарок. Тебе он должен смертельно понравиться.
Атари вытащил из кармана небольшой пистолет – один из товаров, недавно вошедших в ассортимент магазина.
– Я знаю, о чем ты думаешь. «Пуля не причинит мне вреда». – Он осклабился. – Ха! Брат, какой ты предсказуемый. Неужели ты считаешь, что, нарушив все остальные запреты, я буду соблюдать табу на серебро? Я сам отлил в мастерской серебряную пулю – не помню, чтобы испытывал когда-либо ощущения приятнее. Необходимость быть осторожным – надо же было стараться не капнуть на себя расплавленным серебром – подстегивает желания и усиливает удовольствие, знаешь ли. Впрочем, откуда тебе знать. – Атари презрительно взглянул на брата. – Со своей политикой невмешательства ты никогда не испытывал настоящего удовольствия.
Чувствуя, что хватка волшебной веревочки понемногу ослабевает – при желании Табо мог бы высвободить руки, если бы дернулся достаточно сильно, – он заставил себя сохранять неподвижность.
Магия постепенно кончается, но пока она еще сильна.
Лучше делать вид, что все по-старому. Тогда через несколько минут появится реальный шанс на свободу.
– Ты не будешь править после меня, – прохрипел Табо, всеми силами показывая, что каждый глоток воздуха дается ему невероятно тяжело. – Старейшины поймут, что ты приложил к этому руку. Тебя накажут.
Атари издал смешок.
– Они никак не свяжут убийство со мной. Я должен быть сейчас на приеме у вампиров, как ты справедливо заметил, и, когда я приду в племя и объявлю о заключенных договоренностях, никто не усомнится в моем алиби. Наоборот, все взбеленятся, услышав, что охотники осмелились убить нашего вождя. Серебряные пули – их оружие, это все знают.
Мужчина склонился еще ниже – теперь братья смотрели друг на друга лицом к лицу.
Табо просто не мог повернуться – тогда он выдал бы, что его голова уже не так прочно зафиксирована колдовской лентой, Атари же решил, что то, что он собирается сказать, должно быть высказано, когда он внимательно смотрит брату в глаза.
Не хотелось упускать ни единой эмоции.
Перед тем, как он убьет Табо, ему хотелось, чтобы тот испытал горе, отчаяние и разочарование. Весь спектр эмоций, пережитых им за все годы, когда им пренебрегали и ни во что его не ставили.
– И не надейся, что вместо тебя королем станет твой сын, – прошептал он. – Перед тем, как я пришел сюда, мы с ним поговорили. Он был ужасно рад, что кто-то из взрослых позволил ему выпрашивать сладости в одиночку. Судя по тому, как он понял мой намек, он не удержится и от соблазна перекинуться и побегать в таком виде. – Злорадство в голосе стало более явным. – Дальше на все воля случая. Это все-таки слишком страшный город для маленького львеночка, – промурлыкал Атари. – Может произойти все, что угодно. Он может испугаться, попасть под машину и погибнуть. Все мы знаем, что у детей регенерация не настолько хороша, как у нас с тобой. Может нарваться на охотников, опять же... – Широко улыбнувшись, он продолжил. – Но даже если случится чудо, и он спокойно вернется в племя, ему объяснят, что, сбежав, он привлек внимание борцов с нечистью, которые вознамерились его убить, но героический папуля защитил любимое дитя и при этом погиб… Я сам это объясню, а потом по-отечески посоветую бежать как можно дальше, пока против него не ополчился весь наш народ. Как считаешь, рад будет твой львенок тому, что все равно что своими лапами убил тебя, брат?
Тут Табо не выдержал. Он напряг шейные и плечевые мышцы, разрывая магическую ленточку. По мере того, как чары уходили, она все больше истончалась, демонстрируя, что гордое название было присвоено опрометчиво, и цепи, скованной из корней гор, бород женщин, шума кошачьих шагов, слюны рыб и сухожилий медведей, она весьма уступает…

[Oriella]

Освободившись, Табо с рычанием бросился на Атари, перекидываясь прямо в прыжке.
К сожалению, пока рвались оковы Табо, его сводный брат успел приготовиться к нападению – ему-то не пришлось тратить все силы на попытки спастись.
Атари извернулся как аспид, схватился за отрастающую на глазах гриву – еще не полноценную львиную, но и на человеческие волосы почти уже не похожую, заставляя Табо запрокинуть голову, воткнул дуло пистолета ему в живот и без сожалений спустил курок.
Это вызвало у Табо жуткие конвульсии, но он был еще жив – взрослые оборотни моментально умирают лишь от пули в сердце. В случае с ранением в живот все не так однозначно. Даже если рана крайне тяжела, у пострадавшего есть шанс оклематься. Пусть и небольшой…
Несколько секунд он корчился, не позволяя себе упасть – это было единственное, на что Табо был еще способен. Двинуться, напасть на своего убийцу, восторженно за ним наблюдающего, он уже не мог.
Несколько секунд Атари смотрел на брата, упиваясь каждым мгновением. Потом он снова поднял пистолет и выпустил еще одну пулю.
На этот раз – в сердце.
Когда бывший вожак племени, а ныне просто труп свалился на асфальт, победитель выпрямился, не глядя засовывая оружие за пояс.
Он не чувствовал ни тени жалости к брату.
Было только ощущение триумфа – наконец он сделал то, о чем мечтал тридцать лет.
Устранил несправедливость, которая все эти годы мешала ему занять подобающее место.
Атари пихнул ногой тело с беспомощно раскинутыми руками и проговорил – будто в пустоту.
– Интересная у вас манера оказывать помощь. Подозрительно похожая на бездействие…
Из тени выступили трое вампиров. Один из них оскорбленно заявил:
– Мы вмешались бы, но только в случае, если бы побеждать начал не тот лев. Хозяин сказал нам помогать, но мы не слуги тебе и не телохранители… Мы никогда не были на подхвате у кошек, которые не имеют в этом городе никакого веса. И никогда не будем.
Вампирша бросила на него укоризненный взгляд:
– Эд имел в виду, что мы будем делать то, что будет благом и для нашего народа, и для вашего, но не больше… – дипломатически заметила она. – Куда приятнее убить врага самостоятельно, а не чужими руками. Кроме того, мы и не сомневались, что вы сможете одержать победу. Он был куда слабее вас.
– И как вождь ни к черту не годился. – Человек-лев презрительно сплюнул. – Что ж, раз то, что пойдет на пользу и нашим, и вашим, вы делать согласны, у меня есть поручение.
Он вытащил из кармана фотографию улыбающегося племянника. До недавнего времени у него не было ничего, что напоминало бы о семье. Когда он находился у себя в магазине, отделенный от остального племени водами Гарлема, он предпочитал вообще забыть о существовании и братца, и его сынка. Когда же у него родился план захвата власти, Атари подошел к Адвар, талантливо изобразил перед ней сентиментального дядюшку, который собрался носить в бумажнике семейные фотокарточки, и, конечно, получил в подарок одно из последних фото То.

– Это мой «любимый племянник», – на детское лицо мужчина едва взглянул. – Он должен сейчас быть где-то в начале Спринг-стрит; я сказал ему, что детям принимать участие в шествии запрещено, так что единственная возможность для него быть в первых рядах – вовремя занять там место и никуда не уходить, а то живо отпихнут назад («Вид оттуда такой, что за это место и умереть не жаль», – Атари до сих пор гордился собственным «рекламным объявлением»). Найдите его и… сделайте так, чтобы он не доставлял мне больше неудобств. Пусть устраивается где угодно и как угодно, но в племя не возвращается, – в последнюю минуту исправился он. Сначала он хотел без обиняков приказать вампирам убить племянника, как планировал сделать, даже когда пел в уши брату, что с его сыном только поговорят, а потом отпустят – в этом случае неприятностей от мальчишки не было бы гарантированно, но вовремя кое-что сообразил.
Шаман племени любил напустить туману, и ясности в его речах было маловато, но в свое время Атари все же вынес из них нехитрую истину: пока мальчик, предназначенный для того, чтобы сила племенных тотемов перешла к нему, жив, эту силу можно аккуратно взять и перевести на себя ритуалом.
Если же он сейчас просто умрет, – от зубов ли вампиров или охотничьей пули – сила рассеется. Тотем превратится в бесполезную деревяшку, а священное дерево станет обычным – в Бруклинском ботаническом саду таких полно…

– Устройте так, чтобы его приняли к себе какие-нибудь форточники. Это не должно быть трудно, мальчишка с такой гибкостью должен ими восприниматься как подарок судьбы. Он же просто создан для того, чтобы лазать по квартирам и отпирать чужие замки, – Атари ухмыльнулся. – И, кстати, у него есть одна особая примета. Браслеты с гравировкой: туарегский крест (10).
Заметив полное непонимание на лицах собеседников, он положил на ладонь вампирши еще одно изображение.
– Вот такой.
Глупый мальчишка купился на уловку; не научился еще отличать фальшивую улыбку от искренней и не усвоил урока: «Если тебе что-то предлагают слишком настойчиво, насторожись – возможно, это подстава»…
Если бы браслеты, загоняющие зверя во внутреннюю клетку, внешне остались такими, как и прежде, мальчик понял бы, что тут что-то не так. Несмотря на то, что он в своей жизни видел всего одного временного изгнанника – своего дядю…
Однако Атари позаботился о том, чтобы украшение стало выглядеть совсем иначе: поменялся цвет, орнамент, идущий по краю, стал более рельефным, изменилось само его значение.
Прежде рисунок на браслетах означал, что они замыкают в себе суть надевшего их, теперь же рисунок обещал носителю защиту от любого зла…
Характеристики их, впрочем, остались неизменными – никаких охранных свойств от одного небрежно нанесенного рисунка у них не появилось и не могло появиться.
Будь То чуть взрослее, он ни за что не поверил бы, что дядя предложил ему надеть браслеты из одной лишь заботы. Тогда он заметил бы, как фальшива фраза: «Я просто хочу, чтобы ничего с моим милым племянником не случилось».
Но То был маленьким мальчиком, всецело дяде доверяющим.
Поэтому он поверил, что Атари думает о его безопасности, согласился на то, чтобы на его запястьях защелкнулись замочки, и лишь легкомысленно отмахнулся от дядиной фразы:
«Только не нарушай законы племени, пока на тебе эти браслеты. Если по твоей вине пострадает кто-то из Народа, они накажут: намертво сомкнутся. Снять их уже не получится»…

Вампирша кивнула, пряча карточки во внутренний карман своего почти мужского пиджака.
– Будут еще какие-то распоряжения? – последнее слово было сказано с легкой издевкой. Шензи (ясное дело, в прошлой жизни ее звали не так, но когда 10 лет назад ее обратили, девушка решила порвать все связи с прошлым и взяла себе имя гиены из диснеевского мультика; она всегда ощущала родство с этим персонажем) тоже считала, что нью-йоркским вампирам не стоит подчиняться оборотням, настоящее сотрудничество между ними невозможно. Просто держала мысли при себе. Пока.
– Убейте магов, продавших мне дурацкую цепочку, – жестко приказал Атари. – Если они приняли меня за варвара, которому можно впарить любое фуфло, они заслуживают наказания… Но сначала – племянник. И, кстати… – Атари в голову пришла внезапная идея. – Перед тем, как спровадить подальше, приведите его ко мне. Пожалуй, стоит с ним немного потолковать.
Заявив это, мужчина отвернулся.
– Можете идти. Я с вами закончил.

Может быть, ему действительно уже нечего было сказать, зато у Шензи еще была к боссу пара слов, и она не собиралась уходить, оставив их при себе.
– Может, мы не случайно заключили наш договор именно в Хэллоуин? – хищно улыбнулась вампирша. – Вероятно, стоит провести его немного не так, как всегда? Если мы намереваемся со временем сделать город нашим, то… Почему бы не начать сейчас?
Вампирская семья, обитающая в Нью-Йорке, была слишком невелика, чтобы выстоять, если люди на них ополчатся всерьез.
Поэтому и перебивалась с донорской плазмы на кровь поздних гуляк-одиночек и бомжей. Убивать позволялось только вторых, и то лишь в крайнем случае.
Только совсем опустившихся, только тех, кого не будут искать.
Теперь, когда у них появились союзники, все должно было измениться.
Она уже чувствовала на своем лице легкий бриз перемен, и ей нравилось, куда дует этот ветер…

Атари повернулся и ответил. Так, как ей и хотелось.
– Начните, – он легко взмахнул рукой, дикая энергия самой мрачной ночи в году захватила и его тоже. – Пируйте, радуйтесь, купайтесь в крови! Пусть этот День всех святых людишки запомнят не тыквенными пирогами и глупыми вечеринками. Может, они, наконец, поймут, что в ночь на Хэллоуин в городе действительно гуляют монстры?!
«И пусть такой станет каждая ночь! Люди обленились от сытой жизни и решили, что теперь хищники – это они. Пора бы им уяснить, кто здесь настоящий хищник!»

…Ему требовалось всего несколько месяцев.
Именно столько времени надо, чтобы приручить силу львиных святынь, до тех пор подчинявшуюся только брату.
Привязать ее к себе, как щенка-несмысленыша.
Заставлять откликаться на зов, где бы ты ни был.

«После этого То может умирать сколько угодно.
Сила, отыскавшая постоянного хозяина, уже никуда не исчезнет».

1. Имеется в виду Первая мировая.
2. Сначала я хотела взять какое-нибудь африканское имя на «М», но не «Муфаса», это было бы слишком прямолинейно, но потом решила, что даже так будет слишком «в лоб». А «Табо» значит «радость».
3. Бомани – воин.
4. «Клык и коготь» – статья из Википедии, посвященная серии: ru.wikipedia.org/wiki/Клык_и_коготь_(Доктор_Кто)
5. То – лев («Симба», кстати, тоже значит «лев»; вот такие забавности перевода).
6. Адвар – охотница.
7. В переводе с суахили значит «шрам».
8. Black african soul – черная африканская душа. У Атари спрашивали, почему он дал магазину такое странное название: он отвечал, что это намек на то, что Африку многие зовут Черным континентом. Ну и на цвет собственной кожи намекал тоже.
9. ru.wikipedia.org/wiki/Призрак_и_Тьма.
10. Туарегский крест – африканский символ, оберег, защищающий того, кто им владеет, от всяческих опасностей, злых заклинаний. Его часто дарили взрослеющим сыновьям, отправляющимся в дорогу (herbalogya.ru/oberegi/3-2.php).

[Oriella]

2. Обычные расследования

29 апреля 2007 года, утро

Это Нью-Йорк. Город высоких стандартов, просто бешеной суматохи.
Город, который может сожрать даже самого сильного и напористого человека.
Нью-Йорк, я люблю тебя (фильм)

– Посмотри. – Сэм вернулся из придорожной закусочной и, вместо того, чтобы передать брату пакет с едой (тот был зажат у него под мышкой, но Сэм об этом совсем забыл), кинул ему на колени сегодняшнюю газету.
Дин опустил глаза, читая заголовок.
– «Нью-Йорк Таймс»? И что там, в Нью-Йорке?
– Убийства, – коротко ответил Сэм. – С прошлой осени пропало несколько десятков человек, потом некоторых из них нашли с вырванными сердцами, а кого-то не отыскали до сих пор.
«С вырванными сердцами».
Ясно вспомнилось то, что случилось больше месяца назад.
Сан-Франциско. Оборотни. Мэдисон.
Дин бросил на брата быстрый взгляд, пытаясь прочесть по его лицу, подумал ли Сэм о том же самом… Увы, тут его постигло разочарование – выражение лица Сэма было настолько бесстрастным, что и Фил Хельмут (1) обзавидовался бы.
Уже одно это настораживало. Обычно эмоции брата можно было читать как раскрытую книгу. Если он их сдерживает, значит, дело плохо.
– Почему ты думаешь, что это наш случай? – задал он вопрос младшему. – Может, просто разборки местных банд. В больших городах у людей сносит крышу по-черному, сам знаешь… Они и до вырывания сердец могли додуматься. Чтобы запугать шестерок, все средства хороши. – Дин усмехнулся. – Психи.
Сэм отрицательно мотнул головой.
– Тогда следы убийств были бы надежно укрыты. Люди, которые стоят вне закона, предпочитают не афишировать свои дела, решать их в своем кругу. Трупы просто сбросили бы в залив в цементных башмаках. А тут словно выставили тела напоказ. Убийце как будто хотелось, чтобы, – он чуть кашлянул, – результаты его трудов видели все. Кроме того…
– Что?
– В городе иногда видят больших кошек. Львов.
– А ты уверен, что это не такая же муть, как и крокодилы из канализации? – Дин отнесся к словам брата скептически. – И что значит «иногда»? По вечерам в пятницу, после выползания из бара?
– Совсем недавно мы уже сталкивались с подтверждением того, что аллигаторы в канализационных тоннелях – вовсе не выдумка, – с укором произнес Сэм.
– О господи! – Дин закатил глаза. – Ты что, намекаешь, что Фокусник и сюда руку приложил? Мы же его прикончили.
– Нет, не намекаю, – угрюмо сказал брат. – Я думаю, львы настоящие.
– И что с того? Какая-то киса сбежала из зоопарка, а ее до сих пор не поймали, вот и все, – Дин поймал на себе выразительный взгляд Сэма. – Хорошо, несколько кис.
– Львы из зоопарка, которые с ноября где-то прячутся – днем нигде нет, а ночью выходят? Львы из зоопарка, умудрившиеся пережить два рейда, во время которых полиция целенаправленно прочесывала Нью-Йорк, заглядывая во все укромные уголки? Дин, ты серьезно?
– Копы не нашли никаких следов львов, да? А после второго рейда они еще показывались в городе? Или, – Дин заулыбался, – зверюги решили устроить свой «Мадагаскар» и просто вовремя свалили из Яблока?
Сэм веселье не поддержал.
– Снова львы появились на следующий день и задрали отца семейства, который возвращался домой с работы. В газете пишут, что полицейские планируют еще один рейд, но власти города не уверены в его целесообразности. Начальника управления хотят уволить – на то, чтобы перекрыть центральные улицы, ушли огромные средства, а результатов нет никаких, – Сэм почти дословно пересказал целый абзац.
– Когда была последняя облава?
– На прошлой неделе. Потом было это убийство, а после львы где-то затаились, и уже шесть дней о них ничего не слышно. Они явно соображают лучше, чем обычные животные, но, даже будь они гениями, прятаться так долго у них все равно бы не вышло. Размеры не позволяют. Если верить газете, эти звери весят больше 440 фунтов (2). В Нью-Йорке не так много тайных мест, где они просто поместились бы, не говоря уж о том, чтобы их там нельзя было найти…

[Oriella]

– И ты считаешь – это оборотни? – вмешался Дин.
– А что еще? Не львиные же привидения, которые материализуются по ночам, а на рассвете растворяются в воздухе.
– Хмм, а что, вот был бы номер, – весело сказал старший. – Львы-призраки – уже что-то новенькое! Я бы хотел встретиться с этаким призрачным Асланом. Это же круто!
– Дин, это не смешно! – Сэм покачал головой. – Ты же прекрасно знаешь, что привидения бывают двух типов. Призраки-жертвы чаще всего мстят своим убийцам способом, близким к тому, от чего они сами погибли, призраки-убийцы множат количество смертей, продолжая традицию, возникшую при жизни. Если бы мы допустили возможность, что хищники как-то попали сюда, погибли страшной смертью и стали духами, даже в этом случае их призраки не могли бы охотиться на людей так, как они это делали прежде. Не на всех без разбору. Они мстили бы только своим убийцам. К тому же несчастье должно было произойти прошлой осенью, перед тем как началась череда смертей, а я уже проверил, в зоопарке и цирке за последние годы не умерло ни одно животное.
– Ладно-ладно, убедил. – Дин со смехом поднял руки вверх. – Не занудствуй. ОК, это оборотни. Верю. Но разве львы-оборотни бывают? В дневнике отца о них ни слова… И, кстати, – вспомнил парень, – фотографии этих львов-ниндзя где-нибудь есть?
– Нигде. Их пытались заснять, но ничего не получилось. Вместо львов на фотографиях выходило смазанное пятно, а у журналиста из службы новостей вообще камера сломалась в самый ответственный момент. Так что есть только словесные описания: известно, например, что у одного из львов почти черная грива, а сам он похож на берберского…
– Сэмми, – со стоном протянул Дин. – Можно хоть сейчас не быть таким ботаником? Да плевать мне, на кого он там похож. Знать про дневник отца важнее. Если это все-таки оборотни, то, как думаешь, почему он о них не писал?
– Трудно сказать. – Сэм пожал плечами. – Просто не знал, наверное.
– Не знал? – Дин недоверчиво посмотрел на брата.
– А что, для тебя новость, что нашему отцу не все было известно? – хмыкнул Сэм. – К тому же по легендам львы-оборотни не агрессивны к людям, а отец заносил в дневник только сведения об опасных для человека монстрах.
– Каким легендам? Где ты их слышал?
– В колледже у нас был спецкурс по мифологии разных народов, – Сэм начал осторожно разворачивать пакет с их завтраком. – Не самый важный курс, его почти никто не выбирал, и посещало его, кроме меня, всего человек семь. Одно занятие было посвящено мифам Африки: оказывается, львы, которые могут в людей превращаться, часто в них упоминаются. Африканцы таким человекольвам чуть ли не поклонялись, считали их своими защитниками…
– Подожди, – Дин нахмурился. – Львы, которые превращаются в людей? Не наоборот?
– Истории наоборот у них тоже есть. В одной, например, говорится про деревенского знахаря, который по ночам похищал коров в львином облике, а днем якобы защищал стадо своим колдовством…
– Ну, хорошо, – слушать про африканское похищение домашнего скота (да уж, тема очень «животрепещущая»!) Дин точно не собирался. – А какое отношение Африка имеет к Нью-Йорку?
– Я-то откуда знаю? – с легким раздражением бросил Сэм и откусил от куриной ножки. – Вот приедем в город и разберемся с этим. Сейчас мне известно не больше тебя.
Дин немного помолчал, тоже доставая из пакета свой гамбургер. Проглотив огромный кусок, он все же не выдержал.
– Сэм, – осторожно спросил парень. – Ты правда готов заниматься этим расследованием?
– Ты о чем? – брат даже не повернул к нему головы.
– Сам знаешь. После Мэдисон. Ты точно хочешь вести сейчас дело, связанное с оборотнями?
– А у меня есть выбор? – усмехнулся Сэм. – Можешь дать альтернативу?
– Ну… Когда я вчера брал твой ноутбук, поработать, – пауза перед этим словом была едва заметна, – я наткнулся на новость: в Неваде была странная смерть, девушку затянуло в пресс для отжимания белья. Прямо «Мясорубка» Кинга, только не в кино, а взаправду. Мы могли бы съездить и проверить, – предложил Дин.
– Ты просто пытаешься отговорить меня ехать в Нью-Йорк, да? – проницательно заметил младший. – Одна смерть от сломанного пресса против десятков убитых с вырванными сердцами – с какой радости мы будем браться за первое дело и игнорировать второе? Смерть в прачечной вовсе не значит, что в пресс что-то вселилось, Дин. Это скорее всего случайность, тогда как нью-йоркские убийства можно назвать какими угодно, только не случайными. К тому же, – Сэм выложил последнюю старшую карту, – до Невады нам ехать больше суток без сна и отдыха, а до Нью-Йорка всего несколько часов дороги. Так что мы не поедем в Неваду. Нечего нам там делать.
Сэм с неожиданной злостью смял опустевший пакет из-под курицы и, почти не целясь, бросил его в окно. До урны пакет, разумеется, не долетел и упал в нескольких дюймах от нее.
– Не надо обо мне волноваться, – уже мягче добавил он. – Справлюсь. Я точно могу работать над этим делом и не вспоминать о Мэдисон. Тем более это совсем другой случай… Они же не волки, – сообразив, как глупо прозвучал последний аргумент, Сэм немного скованно улыбнулся. – Я просто хочу помочь людям, понимаешь? Остановить убийства.
Дину ничего не оставалось, кроме как сдаться. Он дернул плечом и молча завел мотор…

После того, как брат узнал о последней просьбе отца, он совсем съехал с катушек.
Сэму хотелось доказать, что он не монстр и никогда им не станет.
Ради этого он старался сделать все: спасти как можно больше народа и укокошить столько тварей, сколько получится.
После того, как Сэм почти неделю был одержим, и за это время его тело успело убить Стива Вандела, охотника на нечисть, желание доказать, что он – не чудовище, и принадлежность к «особым деткам», подарок Желтоглазого, не сделала его хуже, только усилилось и превратилось почти в идею фикс.

Дин понимал, почему Сэм так рвется в Нью-Йорк.
Они оба чувствовали вину за смерть Мэдисон, несмотря на то, что близкие отношения у нее были только с Сэмом.
Парень знал: Сэм скорбит о Мэдисон куда больше, чем он сам; Сэму жаль, что он не сумел спасти девушку, пусть он и молчит об этом.
Возможно, принявшись за это дело, он думает, что хоть частично искупит вину.
Иллюзорную, конечно. Ни в чем Сэм не был виноват.

Старший Винчестер не был уверен в том, что у них получится, но очень надеялся на это.
Ему очень хотелось, чтобы боль брата немного утихла, и Сэм перестал грызть себя за то, что убил девушку, которая сама его об этом попросила.

[Oriella]

***
Нью-Йорк встретил их недружелюбно.
На въезде в город «Импала» простояла около четверти часа – ребятам не повезло, они умудрились встать за колонной фур с надписями Twinkies и Budweiser.
Пришлось ждать, пока огромные грузовики не проедут вперед. Только тогда «Импала», кажущаяся по сравнению с фурами совсем маленькой, двинулась со скоростью выше 10 миль в час (3).
В такие минуты Дин с нежностью вспоминал маленькие города с едва-ли-тысячным населением – там в час пик у светофоров в центре города могла собраться цепочка из трех машин, но не длиннее. «Я никогда больше не буду жаловаться, что мы редко работаем в мегаполисах и мотаемся из одной дыры в другую, – с усмешкой бросил он Сэму, пользуясь первой возможностью объехать затор (Дин просто свернул на параллельную дорогу). – У мелких городков есть преимущество: все рядом. Заселишься в мотель и можно спокойно двигать в бар пить пиво. А сейчас нам даже до гостиницы пилить и пилить…».

Первый день в городе тоже не порадовал. Учитывая обстоятельства, заставившие Винчестеров прибыть в «столицу мира», традиционные нью-йоркские развлечения со свистом пролетали мимо них (ну, по крайней мере мимо Дина: Сэм не подавал виду, что его это волнует), а расследование продвигалось не очень живо.
Разговорить копов удалось не сразу: у работы в больших городах был еще один недостаток – поддельным жетонам там верили не так охотно, как в крошечных городишках Вермонта или Небраски, да и шансов столкнуться с «коллегами» было куда больше.
Когда Сэм при полном параде (Дин тоже вызывался «пойти потолковать», но брат возразил ему, напомнив, что в прошлом году лицо Дина мелькало в полицейских сводках по всей стране, и кто-то может узнать в нем ужасного убийцу из Сент-Луиса) вошел в дверь участка, скучающий молодой коп заявил, что ФБР этим делом уже заинтересовалось: его ведут другие агенты. Он скороговоркой назвал две незнакомые фамилии – запомнить их младший Винчестер не успел, а переспрашивать не стал: теоретически он должен был с обоими быть знаком – и сказал, что как раз сейчас они выехали на место последнего убийства. Туда, где погиб несчастный трудоголик мистер Уилсон…
Парню пришлось срочно выдумывать оправдания: он сказал, что в Бюро новичок, только стажируется, и, наверное, что-то перепутал.
Офицера в темно-синей форме это объяснение удовлетворило, но, пока он не прицепился к чему-нибудь другому, Сэм поспешно покинул здание: в запасе у них с Дином был еще и план «Б».
Стоило попробовать отыграть еще одну карту.
С образами агентов ничего не вышло, значит, можно попробовать разузнать все, прикинувшись журналистами.

Корочки сотрудников криминального отдела Washington Post дали братьям больше, чем липовый статус фэбээровцев. Пришлось, правда, ехать на территорию соседнего подразделения, где произошли два предыдущих убийства: в этом участке Сэм уже засветился в роли агента ФБР, и его бы не поняли, переквалифицируйся он внезапно в криминального журналиста.
Зато на новом месте братья, представившиеся Иэном Батлером и Терри Гилланом (4), все же смогли побеседовать с полицейским. Им выпала редкая удача: с ними стал разговаривать не просто коп низкого ранга, а лейтенант полиции…
По-честному, ему не стоило вести беседу с журналистами, но братья были ужасно убедительны. Более того, лейтенантская жена тоже, как выяснилось, была журналисткой, правда, работала на фрилансе и писала преимущественно в женские журналы (Дина всего перекосило от одного упоминания гламурных статеек, но он мужественно сдержался и не стал вслух говорить, что думает о текстах подобного рода), и он испытывал к репортерам безотчетную симпатию. Поэтому и согласился помочь.
О многом он, конечно, умолчал: где сказал пресловутое «Без комментариев», где честно признался, что сам не владеет информацией, но и рассказал много.
Первые жертвы появились в День всех Святых – тогда полицейские сочли, что в городе нарисовались какие-то сектанты. Правда, никаких признаков, свидетельствующих о том, что убийства – ритуальные, не было: ни нарисованных рядом с трупами кругов, ни черных свеч, ни бутылок с кровью, но в Департаменте решили, что достаточно факта, что первые смерти произошли в такой важный для всевозможных маньяков день. Полицейские на полном серьезе обсуждали вероятность того, что люди, у которых не все в порядке с психикой, могут держать у себя дома ручных львов и натравливать их на людей в те дни, которые считают особенными. Два детектива из участка Пирса даже начали составлять списки людей, у которых есть опыт дрессировки крупных кошек.
Впрочем, после пятого или шестого убийства от ритуальной версии отказались: новые мертвые тела стали находить в совершенно не мистические дни: 10 и 12 ноября, 23 ноября, 2 и 6 декабря, 18 декабря, 10 и 17 января… Равных интервалов между смертями тоже не наблюдалось: между ними могло быть как два дня, так и десять.
Лейтенант Пирс, впрочем, все равно не сбрасывал версию со счетов, хотя прочие его коллеги давно отказались от нее. В их кругах в последнее время начали говорить о том, что эти смерти – вообще не дело полиции, которая не должна заниматься нападениями диких животных; кое-кто вообще предлагал свалить все на бродячих собак, закрывая глаза на то, что следы челюстей собаки, какой бы крупной она ни была, сильно отличаются от львиных.
Именно потому, что он не переставал верить, что коллеги его заблуждаются, Пирс и поведал «двум репортерам» о версии с ритуалом: только при условии, что если вдруг в ходе журналистского расследования выяснится что-то новое, ему об этом сообщат. Винчестеры, разумеется, пообещали, держа пальцы крестиком за спиной.
У жены полицейского было несколько знакомых писак, специализирующихся на подобных расследованиях, и Пирсу было известно, что порой они добиваются впечатляющих результатов. «Наверное, благодаря тому, что смотрят на вещи шире, чем полицейские», – поделился он своими соображениями с братьями.
«Мужик, не поверишь, но ты просто офигел бы, если б узнал, насколько широко смотрим на вещи мы, – подумав это, Дин расплылся в улыбке. – Если дальше ритуала у тебя фантазия не работает, то при одной мысли об оборотнях у тебя вообще крышу бы сорвало».

Впрочем, Дин и сам не был пока уверен, что они имеют дело с оборотнями.
Законы полнолуния никто не отменял, так что по всем правилам убийства должны были совпадать с лунным циклом и продолжаться только три дня подряд. Он никогда не слышал не только о том, чтобы оборотень был неподвластен зову луны, но и о том, чтобы люди-звери убивали во время новолуния или в безлунную ночь. Если бы какие-то полнолуния были пропущены, это как раз понятно: оборотня могло не быть тогда в городе (и возможно, в этом случае все кровавые события просто перенеслись в другое место – своеобразная смена декораций) или он мог на ночь приковать себя к трубе в собственном подвале. Ну или где-то еще.
Но убийства в неположенное время не лезли ни в какие ворота.
Оборотни так не могут. Значит, это не оборотни?

Дин не знал.
Это было ему почти безразлично.
В этот раз он не чувствовал никакого воодушевления от перспективы поохотиться на оборотней, а собственное «Знаешь, что самое чудесное? Мы знаем, как замочить этих козлов! Одной из этих милашек точнехонько в сердце» мог вспоминать только с горькой иронией. Прошлая охота обернулась трагедией – почувствовать себя Ван Хельсингом с любимым набором серебряных пуль в кармане не вышло.
Дин к тому же не считал, что если это окажутся НЕ оборотни, станет чем-то легче. Поздно.
Если бы они вообще не поехали сюда – другое дело, а так…
Даже если это, к примеру, окажутся ведьмы, способные накинуть львиные шкуры и таким образом перевоплотиться, легче не станет.
Сэм уже воссоздал в памяти все моменты, проведенные с Мэдисон.
Теперь ему в любом случае трудно будет избавиться от воспоминаний о ней…

Раз это ничего не меняло, Дин решил отложить разговор о луне и ее циклах до возвращения в гостиницу.
Тем более что он не считал свою догадку такой уж гениальной.
Сэм наверняка размышлял о том, что график убийств не совпадает с календарными полнолуниями.
Возможно, у него уже есть какая-то версия, если же нет, они ее придумают.
Но не на бегу. В спокойной обстановке.

[Oriella]

***
После беседы с лейтенантом Пирсом братья поехали в морг. Без препятствий не обошлось – обычно репортеров не пускают к телам без специального разрешения, но зеленые спинки (5) творят чудеса, так что через некоторое время судмедэксперт сдался и провел их в ледяную комнату. В ее центре на железном столе лежало тело Роджера Уилсона, которому в недобрый для него час приспичило задержаться в офисе.
Тело было больше, чем просто искусано. Оно было похоже на недоеденный хот-дог: даже следы крови на ранах напоминали подтеки кетчупа. Впрочем, такое циничное сравнение вряд ли пришло бы Дину в голову, если бы у трупа осталось лицо – тогда он смог бы соотнести бездыханный труп на столе с человеком, которым тот был когда-то.
Но лицо было полностью съедено, потому и отсутствие сердца не производило того впечатления, что должно было.
Казалось, на столе лежит не человеческое тело, а просто чьи-то объедки.
– Мне кажется, или его правда кто-то ел? – шепнул он Сэму.
– Да, – также шепотом отозвался брат. – Его порядочно обглодали.
– Но ведь это типично для оборотней, разве нет? – хотя они и не сталкивались с этими существами с детства (за исключением случая с Мэдисон, разумеется), Дин помнил отцовские уроки и помнил, что Джон говорил: «Обычно жертв оборотней, найденных после их смерти, опознают только по зубам. Оборотни уродуют их так, что другие способы идентификации перестают работать».
– Не в такой степени. – Сэм покачал головой. – Обычно хотя бы форма тела остается прежней, а тут… – Его передернуло. – Это просто какой-то кусок мяса со скотобойни.
– А что ты скажешь насчет следов зубов? Львиные?
Как бы тихо Дин ни задал этот вопрос, патологоанатом, сопровождавший их в морг, сумел его услышать.
Он встрепенулся и заговорил. Невыразимо нудным голосом.
Так, словно он общается не с парой репортеров, а с группой врачей, профессия которых – лечить экстремалов, пострадавших на сафари.
– Обратите внимание на следы клыков. Клыки у животного, которое напало на этого человека, – очень длинные и тонкие, в форме конусов. По сравнению с остальными зубами они выделяются: следы от резцов почти не заметны, как и следы от коренных. Но последние все же можно разглядеть, – он ткнул скальпелем в центр груди покойного, – видите вот эти треугольные отметины? А рядом с ними – следы от серповидных когтей. Судя по всему, когтями животное прижимало жертву к земле, а зубами – разрывало ее на части. И это действительно был лев. Сила укуса зверя, убившего этого мужчину, в точности совпадает с львиной. Расположение зубов тоже похоже больше на льва, а не на тигра или леопарда…
После этой краткой лекции, менторский тон которой не сочетался с содержанием, смешной человечек в очках с толстыми стеклами зажал скальпель в руке и прошелся вокруг стола. Братья даже попятились на полшага – неуютно, когда к тебе идет классический тихий маньяк.
– Все записали? Мои отчеты подтверждают, что это точно не имитация нападения хищника. Пострадавшего действительно убил одичавший лев, и это не первый подобный труп за последние месяцы… Чертовы «зеленые», – впервые за все время общения в его голосе появились искренние эмоции. – Наверное, кто-то завел у себя дома льва, и теперь ему людей скармливает. Такой же чокнутый, как моя бывшая! Она змей дома держала, полный аквариум, а этот, видимо, дальше пошел. Тьфу! Лучше бы они о людях так заботились, чем о проклятых животных… Умри я, она бы и не думала плакать, зато когда ее обожаемый удав сдох, устроила траур на неделю. Все они, гринписовцы, ненормальные! Так и напишите у себя в статье!
Сделав воззвание к тем, кого считал репортерами, коронер начал складывать инструменты в чемоданчик.
– Ну, вы увидели всё, что хотели? Мне надо до трех успеть на еще одно вскрытие. Очередной самоубийца решил проверить, умеет ли летать.
Ненавистью к Гринпису он уже поделился, будущую статью, как он думал, в нужное русло направил – теперь от журналистов можно было избавляться.
Впрочем, это совпадало с планами Винчестеров.
Они распрощались с человечком и вышли к «Импале».

Перед тем, как сесть в машину, Дин присвистнул:
– Только подумай, какие страсти. Мыльные оперы отдыхают! Кто бы ожидал подобного от такого сморчка? И нам почти дали официальное разрешение поохотиться на «зеленых», – весело подмигнул он брату. – Пойдем? Я готов его поддержать, эти правозащитники и правда редкостные гады, это ж надо – запрещать есть мясо. За такое можно и прихлопнуть.
Сэм на болтовню брата не отреагировал никак.
Он давно научился отфильтровывать из речей Дина всякую шелуху, сказанную несерьезно, ради красного словца, и обращать внимание только на то, что важно.

[Oriella]

***
– Знаешь, что меня уже задрало? – с возмущением сказал Дин, бросая куртку на кресло в номере. – Как охотников нас поганой метлой отовсюду гонят, а стоит показать поддельное удостоверение, все такие дружелюбные, что аж тошнит. Радушие из ушей переть начинает…
– Да забей ты, – успокаивающе произнес Сэм. – Какая тебе разница, что эти люди о нас думают? Ты их больше никогда не увидишь. К тому же, – он аккуратно повесил свою куртку на вешалку, – ты же сам всегда думал, что перевоплощаться то в священников, то в рейнджеров – прикольно. Что изменилось-то?
– Честно? Уже достало притворяться… – Дин махнул рукой. – Но фиг с ним… – Он скинул ботинки и почти упал на кровать у окна. – А ничего так номер, к тому же он всего на пару баксов дороже клоповника в Нью-Гэмпшире, где половина вывески не горела, так что «Испания» в его названии превратилась в «боль» (6)… Здорово будет поспать на нормальной постели. И развернуться тут есть где. Помнишь, в прошлый раз мы останавливались в комнате, где места хватило бы только для тараканов? И эти заразы, судя по всему, об этом знали и считали нас захватчиками – стоило поставить на стол пакет с едой, они в полном составе ползли из всех щелей…
– О да, – со смехом подхватил Сэм. – Тараканы там были обнаглевшие. Но ты их прекрасно выдрессировал. После того как несколько десятков пали от твоего ботинка, они всей оравой сбежали и уже не рисковали вылезать.
– Ну, может хоть тем, кто будет в этой глухомани после нас, повезет больше, и им не придется отбиваться от тараканьих полчищ, – оптимистично заметил Дин. – Давай лучше к делу, – он сменил тему. – Как думаешь, в речи этого гика из морга хоть что-то дельное было?
– Ты о том, что во всем виноваты гринписовцы? Да нифига. Между жертвами даже связи никакой нет.
– Совсем?
– А то ты сам не знаешь. Как будто не читал статью в «Нью-Йорк Таймс». Там про это было, – недовольно протянул брат. Сэму не хотелось пересказывать Дину все, что он узнал: по большей части это были разрозненные факты, ни на шаг не приближающие к пониманию того, что все-таки творится в городе. Впрочем, в статье действительно были только выжимки, в полицейских архивах, в которые он пробился через незапароленный вай-фай, каким-то чудом обнаруженный на въезде в город, сведений было больше…
– Но это ж ты все утро, пока мы стояли в чертовой пробке, ковырялся в инфе по этому делу, – огрызнулся Дин. – Вот ты мне и скажи…
Сэм быстро облизнул губы перед тем, как начать «лекцию».
– Убитые жили в разных районах города: больше всего смертей было в Бронксе и Манхэттене, но были жертвы и в Квинсе с Бруклином. Все это были люди различных профессий и возрастов. Отношение к зеленым у всех тоже разное, – усмехнулся Сэм. – Кто-то сочувствовал им, кто-то нет. Так что версия нашего друга-коронера разлетается в прах. Их роднят только одинаковые раны, да еще то, что все они возвращались домой после захода солнца…
Разумеется, первые тела давно покоились в мире – их вернули родственникам для похорон еще несколько месяцев назад, но архивные фотографии свидетельствовали, что характер повреждений был примерно одинаковым, а сердец лишились все без исключения.
– Ясно, – кивнул Дин. – Тогда еще одно. Как насчет того, что убивали их, мягко говоря, не только в полнолуние? Я, конечно, не астроном и слава богу, но не надо быть человеком-телескопом, чтобы понять – чихать эти твари хотели на лунный цикл. Как-то это не в стиле оборотней. Может, под них маскируется другая потусторонняя хрень, а твои львы – вообще чьи-то глюки? Потому их и сфотографировать нельзя.
– Африканские оборотни не похожи на европейских, – возразил Сэм. – Необходимость менять облик только при полной луне – это традиции Европы. Если верить африканским легендам, их оборотни к луне не привязаны и могут перекидываться когда угодно. Японские нэко – девушки-кошки, – кстати, тоже от луны не зависят, – заметил он.
– Да знаю я, кто это такие. Видел картинки с ними в бумагах отца, – прервал Дин и ухмыльнулся. – Горячие штучки. Но мы же сейчас не о них, Сэм. Вот если бы одна из них прямо тут бегала – это другое дело. – Парень задумчиво потер рукой подбородок. – Так значит, о том, что местные оборотни опасны только в полнолуние, можно забыть? Но хоть серебро-то на них действует?
– Думаю, да, – согласился Сэм. – Была одна легенда о том, как мужчина растопил серебряный браслет жены и таким образом избавился от оборотня-льва, который хотел его погубить. К тому же они – все-таки нечисть.
– Ну хоть что-то. – Дин потянулся. – А как быть с тем, что физического превращения вообще-то не должно было быть? В дневнике отца сказано, что у оборотней только форма зрачка меняется, когти отрастают и зубы заостряются. Да и мы сами видели, что так и происходит.
Сказав это, он вспомнил, в каких обстоятельствах видел это, а также кто был последним оборотнем, с которым они сталкивались, и незамедлительно заткнулся.
Сэм замолчал тоже.
Видимо, перед его глазами тоже пронеслись калифорнийские картинки.
Когда он все же ответил Дину, он цедил слова, как кислое пиво из барной кружки.
– Я же тебе уже объяснил, что у африканских оборотней все по-другому. Если бы они не меняли облик на самом деле, какой кретин перепутал бы их с настоящими животными? Вервольфы не перекидываются, а эти – да.
Подтекст последней реплики читался явственно: «Отвали от меня, я устал и не хочу разговаривать».

[Oriella]

За прошлый год Дин привык к не желающему беседовать брату, поэтому не стал лезть к нему, выпытывая, о чем тот сейчас думает. Тем более что он так и знал – о чем.
Он закрыл глаза, собираясь не спеша все обдумать, но его планы самым бесцеремонным образом разрушил телефонный звонок. Знаменитый гитарный рифф Smoke on the water взорвал тишину в комнате, и Дин потянулся за сотовым. «Надо будет сменить мелодию», – подумал он. Этот рингтон он поставил на звонок незадолго до зимнего исчезновения Сэма, когда он несколько дней только и делал, что пытался дозвониться брату. Тысячу раз выбирал в меню его номер и каждый раз напарывался на голосовую почту. Хватал трубку как безумный, стоило музыке Deep Purple зазвучать, и каждый раз это оказывался кто-то другой. Не Сэм.
Сейчас, когда Дин слышал эту мелодию, он словно возвращался на миг в те дни. Несмотря на то, что брат был рядом и никуда не собирался пропадать. «Ты только попробуй снова куда-то деться, Сэмми. Я тебя обязательно найду и отвешу пару братских пинков».
– Да, Бобби? – ответил Дин, услышав в трубке голос Сингера.
– Вы в Нью-Йорке?
– А ты откуда знаешь?
– Твой брат звонил с утра, как только наткнулся в киоске на газету. Что-то уже выяснили?
– Не так чтобы очень много, а что?
– Да я пробил кое-что по своим каналам. Связался со знакомым агентом, – Бобби еще минуты две разглагольствовал на эту тему. – Узнал, что фэбээровцев от этого дела отозвали, объявили, что привлечение ФБР было преждевременным, дескать, это дело, которое касается только округа Нью-Йорк, и заниматься им должны местные, и решили свалить вину на команду по отлову диких животных. – Умники, – с сарказмом буркнул Сингер. – Не доходит до них, что они этим фактически расписываются в собственной беспомощности.
– Да ладно тебе, – фыркнул Дин. – Не доходит – и ладно. Нам только коповских истерик по поводу того, что они с чем-то там не справляются, и не хватало… И что сказал этот твой G-man (7)?
– Нечто интересное. Девчонка в ведьминском наряде, которую убили около 22:30 31 октября, была не первой жертвой того вечера.
– А кто – первая? – Дин сел на постели и включил громкую связь: Сэм тоже заинтересовался звонком и придвинулся ближе, чтобы лучше слышать, что скажет Бобби.
– Один черный. Его убили тоже 31-го, но за пару часов до остальных. Основная часть убийств произошла между десятью вечера и пятью утра, а он погиб – еще семи не было. И главное – его не растерзали. Его застрелили. Двумя серебряными пулями.
– Кто-то из наших? – Брови Дина удивленно поползли вверх.
– Какое там, – Бобби махнул рукой (Дин этого, разумеется, увидеть не мог). – Никого из охотников, кто постоянно живет в Нью-Йорке, не было тогда в городе.
– Может, кто-то из заезжих. Как мы с Сэмом.
– Нет, – отрезал Бобби. – Я поспрашивал у ребят, никто этого типа не подозревал в чем-то потустороннем. Так с какой радости они поехали бы его убивать?
– А что это вообще был за мужик?
– Главный у переселенцев из Африки. У них что-то вроде Чайнатауна, только африканского.
– Значит, переселенцы? И чем они занимаются?
– Хороший вопрос, сынок. Да ничем. По мелочи продают африканские безделушки. Живут в Бронксе и стараются особенно не светиться перед соседями. Простые работяги с нью-йоркцами вообще не общаются, то ли считают это ниже своего достоинства, то ли еще что... Все переговоры ведет их начальник, – перед последним словом Сингер на миг запнулся. – Да черт знает, как они сами его называют…
– Понятно. Спасибо, Бобби. Завтра сходим туда с Сэмом, проверим, что у них за Чайнатаун такой. Ну что, до связи?
– Дин... – Бобби, кажется, еще не закончил.
– Что?
– Данных о человеке, в которого стреляли серебряными пулями, у полиции нет. Тут, видно, подсуетились те ребята, которыми он управлял. Им невыгодно, чтобы полиция об этом узнала.
– Ну, чтобы догадаться об этом, не надо быть семи пядей во лбу. Я бы на их месте тоже этого не хотел, – легко сказал Дин. – Только почему у тебя такой голос, будто это ой какой секрет? Или это еще не все?
– В том-то и дело. Разорванные на части были не единственными трупами, счет на которые открылся в прошлый Хэллоуин. Были еще иссушенные тела. В них не осталось ни капли крови.
– Имеешь в виду, тут еще и вампирская шайка орудует? – почти простонал Дин.
– Угу. Об этих телах полиция знает, но эта информация засекречена. Ее нет в открытых архивах, на ней гриф секретности. Я сам об этом узнал только по охотничьим каналам.
– Но почему копы так шифруются? Скрывать даже от своих – это же идиотизм.
– Не знают, чем это объяснить. Вот и приняли решение ничего об этом не рассказывать, держать сведения в круге посвященных. Если первые тела можно было спихнуть на бродячих животных, то эти уже ни на что не спишешь. Поэтому людям говорят только о нападениях зверей: народ с мозгами все равно будет дома сидеть, а идиотов, которые во что бы то ни стало хотят гулять ночью, такие мелочи разве задержат...
– Ничего себе. В Нью-Йорке как будто слет вампов и оборотней проходит. Удачно мы попали, – засмеялся Дин. – Глядишь, скоро и красотка Бекинсейл в кожаном костюмчике появится. Самая сексуальная киношная вампирша.
– Я не знаю пока, что все это значит, – Бобби не был настроен шутить, – но ты поверь старому охотнику, плохо это дело пахнет. Вы уж там с Сэмом поосторожнее. Берегите ваши задницы и постарайтесь не вляпаться ни во что.
– Постараемся. – Дин улыбнулся. – Добыть тебе африканский сувенир?
– Не надо, – проворчал Бобби. – Вы сами возвращайтесь и хрен с ними, с сувенирами.

Дин нажал отбой.
– Ну что? – брат вопросительно взглянул на него.
– Что-что – завтра отправляемся в Бронкс, беседовать с твоими львятами. Ты же слышал Бобби.
– И кем мы будем на этот раз? – скептически спросил Сэм.
– Агентами. Так что готовься: завтра изображаем Людей в черном. – Дин словно забыл, что совсем недавно ворчал по этому поводу, и уже предвкушал новое перевоплощение. Он никогда не умел хандрить подолгу.
– Ты уверен? Вдруг наткнемся на тех фэбээровцев, перед которыми мы сегодня чуть не спалились?
– Не бойся, Сэмми. Бобби сказал, что они сегодня укатили в Вашингтон писать рапорты начальству.
– Бросили дело? Почему?
– Солидарны, видимо, с нашим Баттерсом (8). – Дин усмехнулся. – Считают, что не пристало им, таким крутым, расследовать случаи нападения животных на людей. Могу их понять: у копов это считается самой позорной работой. Считается, что раз ты до такого докатился, значит, дальше падать просто некуда. – Старший Винчестер сказал это со знанием дела. Упоминать о том, что данная информация была им получена из серии «Мастеров ужасов», он, понятное дело, не стал (9).
– Откуда ты это знаешь? – Сэм сообразил, что его вопрос можно неправильно понять, и тут же исправился. – В смысле, я не о престижности работы спрашиваю. Откуда тебе известно, что они отступились от дела?
– Бобби звонил в ФБР, у него там знакомый. Спросил, как продвигается расследование, а ему ответили, что между двумя типчиками, посланными в Нью-Йорк, возник конфликт и отстоять свою точку зрения смог только рационалист. «Малдер» был повержен. Жаль…
– Бобби прямо так и ответили? – недоверчиво переспросил Сэм.
– Ну не совсем так, я кое-что перефразировал. Какая разница? Суть-то прежняя осталась. – Дин зевнул. – Ложись спать, Сэмми. Нам с утра тащиться в этот долбаный кошачий район. Что-то мне подсказывает, что вечером и ночью с нами там не особо будут разговаривать.

[Oriella]

— Города, мистер Вандемар, очень похожи на людей, – торжественно объявил мистер Круп. – Мало кто знает, что таится глубоко внутри.
Нил Гейман, «Никогде»

Бронкс (Мотт-Хейвен).
30 апреля 2007 года

После того, как братья миновали стоянку отеля, первые двадцать минут их дорога лежала только мимо недавно построенных (или хотя бы отреставрированных не в седой древности, а в последние лет пять) зданий, а по тротуарам шли в основном спешащие на работу люди в приличных костюмах. Однако, когда они въехали в южный Бронкс, ситуация резко изменилась. «Белых воротничков» на улицах почти не осталось, а дома, которые Винчестеры могли видеть из окна, стали выглядеть все хуже: многоэтажки исчезли как класс, двухэтажки словно приняли участие в состязании: «У кого самый замызганный вид?» (при этом, на вкус Дина, победы в нем заслуживала каждая первая), и все без исключения заборы могли похвастаться украшающей их граффити всех видов и сортов.
Художники самовыражались. Каждый – в меру своей извращенности. Кому-то было достаточно намалевать на заборе или стене дома слово Bronx (шрифтом собственного сочинения!), а кто-то предпочитал изображать обнаженных рогатых женщин, сидящих верхом на чудовищных львах с глазами змей… Последние картинки неизменно сопровождались подписями «Покайтесь, конец уж близок!» и «Дьявол здесь».
Некоторые демоницы были изображены не без таланта – даже посмотреть приятно... Чем Дин и занимался – по неровным дорогам ехать быстро все равно не выходило, надо было внимательно смотреть, нет ли под колесами доски с шипами, не разбросал ли кто по асфальту саморезы? А когда едешь медленно, времени на то, чтобы осмотреть проносящиеся за окнами картины, остается предостаточно.
Впрочем, наслаждался self-made эротикой он лишь до тех пор, пока «Импала» не проехала мимо парочки полусгоревших зданий и не остановилась перед вереницей жилых, но старых и убогих домиков. Винчестер вдруг осознал, что сейчас ему придется бросить детку именно здесь, в этом районе – и кто знает, что с ней сделают местные жители?
Они и так уже косились на братьев и их автомобиль.

Парень несколько раз проверил, защелкнулись ли замки на автомобильных дверцах, скорчил зверскую физиономию, глядя прямо в глаза одному из местных, явно заинтересовавшемуся гостями их района, и одними губами проговорил: «Тронешь машину – пристукну!».
Как ни странно, местный предупреждению внял и ретировался.
Стайка его друзей тоже рассосалась. Большинство скрылись в черных провалах подъездов; те же, кто остался на улице, отшатнулись от Винчестеров и сделали вид, что очень увлечены своими разговорами.
Тем не менее ощущение, что за братьями следят, не пропадало.
Даже те, кто был якобы занят беседой с соседями, нет-нет да бросали в их сторону красноречивый взгляд «Убирайтесь отсюда, нам здесь не нужны чужие».
Из окон вторых и третьих этажей (домов выше в этой части Мотт-Хейвена просто не наблюдалось) тоже чувствовалась угроза – было ясно, что за Дином и Сэмом кто-то оттуда наблюдает.
Пока невидимый, но вовсе не обязательно планирующий остаться невидимкой…

Когда игнорировать недружелюбные взгляды стало уже невозможно, Дин напряженно прошептал:
– Какие милые здесь люди, правда? Чувствуешь себя, как белый в Гарлеме ночью: отовсюду косятся и думают, что бы у тебя отжать.
– Скорее как гости Инсмута, – не согласился с ним Сэм. – Не думаю, что местных волнуют наши телефоны или кошельки.
– Чего-чего? – Дин с недоумением взглянул на младшего. – Впервые слышу.
– Это из Лавкрафта. «Тени над Инсмутом». – Сэм посмотрел на брата, как на ненормального. – Не знаешь этот рассказ? Не могу поверить! Там про то, как…
– Тихо, Сэмми! – шикнул Дин. – За нами кто-то идет. Потом расскажешь.
«Если жители местного гетто нас тут же не прикопают», – подумал Дин, энергично разворачиваясь. Сразу после этого его взгляд наткнулся на крепко сбитого мужчину, почти бесшумно приблизившегося к братьям.

…Утром Бобби скинул на почту данные о подозреваемом в оборотничестве мужике. К сожалению, сведений было до обидного мало: «Женат, есть ребенок. Имя супруги: Адвар Бикила, дата рождения: 15 марта 1976 года. Имя сына: То Бикила, родился 29 июля 1994 года. Не судим. Родился в Нью-Йорке; дата рождения 24 июля 1972 года. Официально – безработный», но где взять больше информации, если даже с подтверждением простого факта, что мужчина был оборотнем, у них возникли трудности? Обычно это выявлялось во время вскрытия, но в этом случае никакого вскрытия не было, как не было и тела.
Полиция считала Табо (мудреное африканское имя даже в уме произносилось далеко не так легко, как «Джон» или «Бобби» – каждый раз перед тем, как произнести его мысленно, возникала едва заметная пауза; будто игла проигрывателя перескакивала через царапинку на заедающей пластинке) без вести пропавшим, так что братья надеялись: дав понять, что им все-все известно, они как минимум вызовут местных на разговор. Представятся они агентами ФБР, так что угроза со стороны вероятных нелюдей исключена: они же не полные идиоты, чтобы избавляться от тех, кого будут потом искать?
Предполагалось, что им будут беззастенчиво лгать, пытаясь убедить «агентов» в своей невиновности и одновременно проверяя, как много им известно. Однако даже во вранье можно отыскать капельку правды. Часто именно такая «золотодобыча» помогала братьям вычислить монстра, прячущегося среди людей, или обнаружить, что пострадавший чего-то недоговаривает…
Предполагалось, что первым человеком, с которым они будут разговаривать в этой «добровольной резервации» (впрочем, сейчас это слово почти устарело: это в прошлом индейцев сгоняли вместе насильственным путем, в настоящем люди, принадлежащие к одной нации, сами предпочитали селиться вместе), станет безутешная вдова. Не может же она не знать, что на самом деле произошло с ее мужем? Конечно, в полицейских сводках ничего не было о найденном на месте убийства теле, однако охотники (визитеры из Нью-Джерси, прочитавшие в газетах о кровавой хэллоуинской ночи и приехавшие в город в первых числах ноября) заинтересовались смертью, которой как будто не было.
Они сумели отыскать парня, который вскоре после окончания карнавала повел в узкий переулок клиента, чтобы продать ему дурь. Сначала наркоторговец старательно скрывал сей факт, но после того, как охотники заявили, что они не полицейские, и сдавать его не собираются, он перестал стесняться. Парень заверил их в том, что видел, как группа чернокожих со скорбным видом уносит тело пострадавшего. Он клялся, что успел заметить, как мужчины и женщины в африканской одежде уничтожают следы крови, и сумел рассмотреть на теле две довольно большие раны. Когда ему не поверили, он победно продемонстрировал серебряную пулю.
Откатившуюся в тот вечер в сторону.
Почему-то не замеченную печальными африканцами; они, скорее всего, решили, что обе пули остались в теле, навылет не прошла ни одна.
Мелкий дилер даже согласился продать охотникам найденную пулю (за немалые деньги, надо заметить), и в переписке Бобби был дан ответ, что сделана она из чистого серебра, но изготовителя определить нельзя: у нее не совсем типичный калибр и нет клейма. Вместо него какие-то странные иероглифы…
Вдова не могла не знать о потерянной пуле и о том, что муж пострадал от серебра.
И если бывшего (Вождя? Предводителя? Альфа-кота?) забрало ее племя, чтобы похоронить по своим законам, то в похоронах она просто обязана была принимать участие.
Конечно, любое «если» всегда означает неопределенность, возможность альтернативы, но Дину казалось – он не ошибается. Он сразу поверил в рассказ мелкого барыги, тем более что фотографии пули были приложены к письму, но в то, что в последний момент в «сюжете» могли появиться другие африканцы, не принадлежащие к племени, верить бы не стал.
Поднял бы на смех всякого, кто предложит такой вариант.
Это было бы слишком неправдоподобно.

[Oriella]

Ни одно из предположений не предусматривало, что из-за их спин возникнет почти двухметровый амбал враждебного вида с «группой поддержки» из еще пятерых качков (поддержка кучковалась немного поодаль, но корчила такие зверские рожи, что сомневаться в том, что в случае драки она в стороне не останется, не приходилось) и злобно спросит у них:
– Что вы здесь забыли? – Он хрустнул пальцами, словно разминая их. – Мы здесь не очень-то любим чужаков. Особенно таких, в костюмчиках.
– Мы вообще-то агенты ФБР, – ответил Дин, доставая из кармана удостоверение и поднося его к самому лицу интересующегося. – Я – агент Хэтфилд, а это – мой напарник.
Черно-белая фотография была вполне узнаваема, несмотря на непривычно серьезный вид (впрочем, ничего удивительного в каменной физиономии Дина-на-фото не было: никто и никогда не видел агента, который бы безудержно лыбился, фотографируясь на значок), так что, тщательно сверив лицо со значка с реальным Дином, мужчина немного сбавил обороты.
– У вас здесь какое-то дело? – уже дружелюбнее, но не менее настороженно поинтересовался он. – У нас все в порядке. Никто не вызывал ФБР.
– Да вы не волнуйтесь так, – в разговор вступил Сэм. – Нам просто нужно задать пару вопросов миссис Адвар Бикила. – Брата незнакомое имя никак не смутило, он произнес его так легко, будто оно – самое обычное на свете.
– Зачем она вам? – В голосе собеседника появились тревожные нотки.
– Хотим спросить ее, знает ли она, что случилось с ее мужем.
– Никому из нас это не известно, – мужчина явно выделил первые три слова интонационно. – Он просто исчез. Подался, наверное, на заработки. Вы же видите, как мы тут живем. – Он развел руками, пытаясь показаться душкой и сгладить первое впечатление, которое произвел на «агентов». – Жить тут не сахар, так что время от времени кто-то уезжает на поиски лучшей доли.
– И что, он так просто бросил жену и сына? – спросил Дин. – Неужели настолько плохо все было? Хоть попрощаться-то мог, ничего бы у него от этого не отвалилось.
– Они часто ссорились, – мужик вздохнул. То ли потому, что дела в семействе собрата и правда его беспокоили, то ли потому, что приходится врать агентам ФБР, наговаривая на бывшего предводителя и стараясь выглядеть более чувствительным, чем ты есть. – Поэтому он и не предупредил их – как раз перед тем, как сбежать, они снова разругались.
– А вас он кинул почему? – не унимался «фэбээровец». – Он же у вас был за главного и просто так ушел? Настоящие лидеры так не поступают.
– Да ладно вам… «За главного». – Мужчина натужно рассмеялся. – Это ж так, номинально. У нас многие и по-английски не говорят, знают только арабский, ну, кое-кто еще канури (10) и суахили изучал, но это все. Они даже в магазине не могут объясняться, не говоря уж об общении с соцслужбами, вот потому нам и нужен «мэр». Но это не особенно хлебная должность и никаких особых привилегий не дает. Некоторые «правители» вообще сами от нее отказываются, а тут мы просто назначили нового – и все дела. Один мэр, другой – какая разница? Новый мэр работает куда лучше, не зря он добивался этого много лет. Даже не знаю, и для чего нам был нужен его ничтожный брат?

В последнем монологе чернокожего было столько фальши, что она была заметна без всякого детектора лжи. Честные нотки в его голосе появились только ближе к концу речи: там, где мужчина выдал пассаж, касающийся многолетних притязаний нового вождя на правящую должность.
Странно, но он даже не заметил противоречия между первой и второй частью своего монолога: в первой он упрямо утверждал, что должность местного правителя ничего не дает, во второй признавался, что нынешний мэр долго ее добивался… Спрашивается, и какой идиот будет много лет стремиться к никому не нужной должности?
Впрочем, даже если бы Винчестеры были кончеными придурками и данная нестыковка не стала бы для них подсказкой, реальный статус местных лидеров все равно стал бы ясен им после того, что случилось в следующую минуту.
Зазвонил сотовый парня – какая-то этническая мелодия, ничего особенного.
– Да, гос… – парень покосился на людей, которых считал агентами. – Да, Атари. Тут пришли агенты ФБР, интересуются исчезновением Табо…
Дальше он несколько минут выслушивал по телефону инструкции. Слов названного Атари слышно не было, разобрать можно было лишь отголоски криков, но, судя по тишине, которую бывший собеседник Винчестеров благоговейно хранил, «инструктор» пользовался немалым авторитетом. Это в корне рушило теорию, что власть местных главарей – лишь бумажная…
Если бы на Дина так орали, он не сдержался бы и приложил орущего крепким словцом. Даже если бы это был президент США.
Терпеть оскорбления, как это делает местный, он точно не стал бы.

Нажав отбой, мужчина аккуратно положил мобильник в карман штанов и заявил:
– Вам крупно повезло. Мэр согласился ответить на все ваши вопросы. – Он сделал приглашающий жест рукой. – Я проведу вас к нему.
Винчестеры переглянулись. Наверное, беседа с «сильным сего мирка» действительно была им необходима, но после телефонного разговора в воздухе повисло напряжение. Что-то изменилось в их сопровождающем. Он стал куда более подобострастным, и потому мысли по поводу того, что ждет их в старом доме, возникали самые безотрадные. Надо ли братьям идти туда, куда их зазывают столь настойчиво?
– И в чем же наше везение? – напористо спросил Дин. – Он и так должен был встретиться с нами, если б мы только на это намекнули. Скажи он «нет», и наше начальство расценило бы это как отказ от содействия органам правопорядка и прислало бы сюда уже не двух агентов, а целый отряд. – Он сощурился. – Хотите вы этого?
Сэм покосился на брата, пытаясь дать тому понять, что оценил Динов блеф. Еще в прошлом году они оба знали фэбээровские формулы далеко не так твердо – Дин заучил их лучше, но все равно не так безупречно, как отец. Обычно переговоры вел Джон, а они больше занимались полевой работой. Однако теперь и Сэм, и Дин научились произносить подобные дежурные фразы так, что от зубов отскакивало.
Странно… Сэм никогда не думал, что охотничьи премудрости понадобятся ему когда-либо еще. Когда он заселялся в стэнфордское общежитие, впервые в жизни закрывая за собой дверь собственной комнаты, в которой не было ни брата, ни отца, он думал, что захлопывает и дверь в прошлую жизнь. Однако впоследствии выяснилось, что замок в этой двери был сломан, она оказалась всего лишь прикрытой, и в прошлом году открылась настежь.
Распахнулась – а за ней обнаружился огненный ад…
Парень на мгновение смежил ресницы, чтобы отбросить эти мысли и снова погрузиться в беседу.
Не время вспоминать о Джессике. Не время помнить о прошлой жизни.
– Разумеется, нет, – отозвался приспешник местного «лорда». – Но я не думаю, что ваше Бюро пошло бы на это. Как я понял, у вас лишь подозрения, без доказательств. Могу вас заверить в том, что никакого преступления не было, и ваши начальники приняли бы мою точку зрения. Не вашу, будьте уверены. – Он улыбнулся, обнажая слегка заостренные зубы. – Знаете почему? У них имеется целое досье на людей разных возрастов, которые решались самовольно покинуть это место. Вагон и маленькая тележка. Целая процедура уже разработана: копы обращаются к нам, мы даем на беглецов ориентировку, копы начинают искать их по всей Америке. Некоторых находят и возвращают. Некоторые возвращаются сами, – местный презрительно скривил губы. – В последнее время среди наших обнаружилось много неженок. С работой напряг, зарплаты низкие, вот они и отправляются куда-нибудь на тихоокеанское побережье. Думают, раз там тепло, им будет рай. Ха, размечтались, – фыркнул он. – Прибегают обратно, поджав хвосты… Фигурально выражаясь, – сразу же исправился мужчина. – Вы же понимаете, нет у них никаких хвостов. – Тип сделал несколько шагов по направлению к дому. – И хватит уже разводить болтологию. Приползет и наш бывший босс – с полицией или самостоятельно. Он просто решил, что одному выживать будет проще, чем кормить еще два рта. Но жена его сильно переживает, поэтому Атари готов предоставить вам его описание. Чтобы легче было искать. – В голосе явно зазвучало нетерпение. – Так вы идете? Вас уже заждались.

[Oriella]

– У нас совсем мало времени, я только что вспомнил, – неожиданно вступил Дин. – Мы не против встретиться с вашим патроном, но через час мы должны вернуться в Бюро. Предлагаю так. – Он повернулся к брату. – Я потолкую со здешней шишкой, ты поговори с… – Дин забыл африканское имя и замолчал, пытаясь его припомнить. Когда у него ничего не вышло, он сдался. – С той недовдовой. Потом встретимся у машины. Лады?
Брови Сэма вопросительно взлетели.
– Почему не наоборот? Давай я поговорю с мэром, а ты – с миссис Бикила.

«Потому что волнуюсь за тебя».
«Потому что мне не нравится, как перекосило этого типа от предложения разделиться – как будто ему очень надо затащить нас к тому, с кем он говорил по телефону. Обоих. Может, мне просто кажется, но даже если так, лучше уж пойду я, чем ты. Если что-то случится, пусть случится со мной».
«Потому что рассердило чертово уточнение про хвосты... Что это было вообще?».
Вариантов ответа на вопрос Сэма много, но ни один из них нельзя использовать. Только попробуй сказать Сэмми, что хочешь его защитить и потому не отпускаешь туда, где может быть опасно, он тут же упрется рогом и начнет спорить…
А они не могут себе позволить ссориться. Только не здесь.
Здесь у них – ни одного союзника, и хуже места для ругани придумать просто нельзя.
Дин улыбнулся.
– Нет уж, милую даму возьмешь на себя ты. Я ее зубодробительное имечко запомнить не могу, как ни пытался. Представляешь, какой конфуз будет, если она это поймет? Не могу же я звать ее «Извините, пожалуйста»? У тетки и так жизнь – дерьмо: муж сбежал («Якобы, разумеется, но все они здесь так цепляются за эту версию, что не стоит пока от нее отступать»), дом грозит каждый день развалиться («Небось, она каждое утро молится своим африканским богам, чтобы этого не случилось»), так пусть хоть агент придет к ней вежливый и способный правильно назвать ее по имени… – Парень решительно встал и направился следом за теряющим терпение «гидом». У самых дверей он, правда, повернулся и подмигнул брату. – К тому же у меня нет твоего универсального оружия. Пять минут построй ей щенячьи глазки, вот увидишь, она все-все тебе выложит.

[Oriella]

***
Оказавшись в длинном коридоре, Сэм огляделся – рука автоматически потянулась к прицепленной к поясу кобуре. Достать оружие сейчас он не мог – пока ему никто не угрожал, да и реноме агента это испортило бы.
Он здесь не ради задержания. Он пришел всего лишь поговорить...
Однако темнота коридора с множеством ободранных дверей давила. Казалось, из-за одной из них вот-вот кто-нибудь выпрыгнет, так что Сэм шел медленно, готовый в любую секунду засунуть пальцы в предусмотрительно расстегнутую кобуру и вытащить пистолет.
Какая именно дверь ему нужна, Сэм не знал (на вид они казались одинаково облезлыми: черный дерматин в нескольких местах покорежился, а кое-где – лопнул, открывая серо-желтый поролон), а сопровождающих у него не осталось – сразу после того, как они зашли в подъезд, им с Дином пришлось разойтись. Брат вместе с провожатым поднялся наверх на старом – невозможно было не услышать, как натужно скрипят его тросы – лифте, Сэму указали путь вперед, но номер комнаты сказать забыли.
Он думал, что на дверях будут написаны фамилии, и он играючи отыщет необходимую, но, осветив фонариком парочку, сообразил, что зря на это рассчитывал. Конечно, если бы со светом все было в порядке, он понял бы это куда раньше, но теперь надеяться надо лишь на то, что кому-то именно сейчас понадобится покинуть свой дом.
Еще можно было стучаться во все двери по очереди, но Сэм искренне надеялся, что до этого не дойдет – во дворе они с Дином видели, какой народ тут обитает, и ему совершенно не хотелось заводить близкие знакомства.

Спустя несколько минут боги, видимо, решили подкинуть ему приз – в коридоре он наткнулся на заплаканную девчонку. Сэм спросил, почему она плачет, но девочка лишь затравленно взглянула на него и промолчала. Тогда он просто попросил указать ему, где живет жена бывшего мэра.
Малышка привела его к ничем не примечательной двери и постучалась.
В темноте звук показался очень громким, а скрип дверных петель – просто оглушительным.
– Нала, это ты? – вопросительно произнесла возникшая в проеме женщина. Она явно чего-то опасалась, так что решилась лишь немного приоткрыть дверь, запертую на цепочку, потому и не заметила гостью сразу. Когда же она увидела рядом с девочкой еще и Сэма, ей определенно показалось, что решение отозваться на стук было худшим в ее жизни.
Чтобы не пугать молодую мулатку (судя по ее досье, она была ненамного старше Дина и смотрелась бы его ровесницей, если бы страх и общая замученность преждевременно не состарили ее; благодаря им ей можно было дать и 40, и 45 лет), он изобразил на лице благожелательную улыбку.
– Не бойтесь, миссис Бикила. Позвольте представиться, я – агент Ульрих (Для значков, относящих братьев к нью-йоркскому отделению ФБР, Дин выбрал фамилии участников «Металлики», и безапелляционно заявил, что будет Хэтфилдом, Сэма же одарил фамилией менее известного участника. Гитариста, кажется? Или барабанщика? Младшему Винчестеру было, в общем-то, все равно: никого из этих людей он не знал, так что готов был носить любую фамилию. Лишь бы она была более-менее благозвучной, да значок выполнял свое предназначение.), – Сэм махнул удостоверением перед лицом женщины. – Могу я задать вам несколько вопросов о вашем супруге?
Адвар опешила. Она ждала подобного визита намного раньше, хотя бы до Рождества, и сейчас уже успокоилась, полагая, что, раз после исчезновения прошло уже более полугода, а вопросов по этому поводу ей никто не задавал, значит, так будет и впредь. Кроме того, Атари намекал на то, что изо всех сил давит на какие-то рычажки, не давая официальным властям ими заинтересоваться.
Она до сих пор не призналась даже самой себе, что ей хочется, чтобы методы тирана, занявшего место ее мужа, не сработали, и представители ФБР пришли сюда.

Девчонка («Нала», – припомнил Сэм) воспользовалась тем, что женщина оторопела, сунула Адвар в руку мешочек с красками для дерева и благополучно слиняла. Только почувствовав в ладони новую тяжесть, женщина стряхнула с себя замешательство и пригласила Сэма зайти.
– Хотите кофе? – растерянно поинтересовалась она, оглядывая гостиную, которая словно стала полем битвы для самых знаковых сражений Гражданской войны. – Или пирога?
– Нет, спасибо, – Сэм тоже посмотрел вокруг. Было заметно, как отчаянно женщина старалась привести дом в порядок: пол блестел (Сэм очень надеялся, что это потому, что его только что помыли, а не по какой-нибудь другой причине), а вещи были аккуратно убраны в шкаф, на креслах и диване не было ничего, кроме декоративных подушек («Видела б она наш номер в гостинице после трехдневного пребывания там – особенно Динову половину, – в ужас бы пришла»). Но впечатление квартира все равно производила ужасающее: обои на стенах наполовину отвалились, плитки на потолке отошли в сторону, и сверху беспрерывно что-то капало. Бестактный Дин сейчас наверняка ляпнул бы что-нибудь в духе: «Мда… Я бы тоже сделал отсюда ноги. Как вы тут живете?», при этом жадно поглощая предложенный пирог, но Сэм так не мог, поэтому ему пришлось соврать. – А у вас уютно.

[Oriella]

– Уютно, как же… – Адвар горько усмехнулась. – В нашей старой квартире – вот где было уютно. А здесь все сыплется, что ни делай…
– А зачем же вы тогда переехали? – Сэм внимательно посмотрел на нее.
– После того, как Табо исчез, мне нечем стало платить за аренду. – Женщина отвернулась. – Мэр предложил переехать сюда. Сказал, что не бросает в беде своих. Он ведь сводный брат мужа, знаете, так что мы с ним в некотором роде родня.
На самом деле мотивы у Атари были совсем другими и не имели ничего общего с финансовыми затруднениями. Сразу после той ночи, когда люди из племени нашли тело ее мужа, мэр пришел к Адвар и предложил защиту от охотников, которые убили его брата, а теперь, вероятнее всего, будут пытаться добраться до нее и сына.
Отказаться от этой защиты было нельзя. Впрочем, Адвар даже не пыталась это сделать, хотя слова «Я не оставлю в беде жену моего дорогого брата» уже тогда звучали как угроза. За ними читался совсем другой смысл.
Атари не слишком старался скрывать свои истинные мотивы. Да и эпитет «дорогой» он по отношению к Табо прежде не употреблял никогда.

Ей было все равно. То исчез тем же вечером – втайне от нее сбежал на парад, и после этого она его больше не видела.
В один день она лишилась и любимого мужа, и единственного сына.
Утешало Адвар лишь одно. Когда ее мальчик только родился, на тотемном древе, выращенном в священном зале со стеклянной крышей (в теплое время года крышу разбирали, давая баобабу как следует напитаться солнцем), вырезали маленькое изображение львенка и дали капле крови младенца упасть на него.
На дереве были изображения каждого, кто когда-либо жил в племени.
Именно на нем держался контроль вождя над ними всеми: если кто-то в неподходящий момент пытался сменить облик, глава племени тут же узнавал об этом и, подключившись к дереву, мысленно «придерживал пальцем» нужное изображение, не давая этому случиться.
Правда, чтобы получилось, должны были соблюдаться два правила.
Первое – член племени должен был жить рядом с остальными. Тут работал закон отрезанного ломтя: как кусок хлеба, срезанный с буханки, уже не является ее частью, так и лев-изгой переставал быть прочно соединен с остальными, и зверь, дремавший в нем большую часть времени, вдруг поднимал голову.
Второе – каждый представитель племени должен был как минимум раз в три дня являться на всеобщую молитву у сакрального древа.
Это каким-то образом делало их «взаимоотношения» крепче…
Сейчас связь ее сына с соплеменниками была очень слаба, что значило – он где-то далеко, возможно, уже за пределами Нью-Йорка, но узнать, жив он или нет, можно было. Изображения мертвых почти сразу после их смерти начинали тускнеть («Так случилось с Табо», – Адвар вспоминала об этом каждый раз, когда приходила к древу проверить сына, и, не в силах удержаться, проверяла и мужа – тяжелая золотая грива, обрамлявшая его голову при жизни, стала черной, а кора в том месте, где резчик много лет назад поместил мини-версию Табо, треснула), но изображение сына до сих пор оставалось ярким и солнечным.

– Расскажите о вашем муже? – попросил сидящий около нее парень.
Погрузившись в свои мысли, она почти забыла, что он еще здесь.
– Он был замечательным. Всегда мог справиться с моим испорченным настроением. И, несмотря на то, что свободного времени у него было не слишком много, Табо всегда старался каждый день хоть чуть-чуть пообщаться с нашим сыном… – голос Адвар сорвался.
– А нам говорили, что он вас бил, что вы ссорились…Это правда? – молодой мужчина произнес как раз то, что могло заставить ее ощетиниться. Она и так достаточно вынесла, просто потеряв мужа, неужели теперь ей надо еще и врать, очерняя его память перед другими? Адвар узнала, чего стоит «защита» Атари, в тот же день, когда покинула старый дом и переехала в это здание. Оказалось, что ее новые соседи делятся на две категории: либо самые преданные ее деверю боевики (таких было 65–70 процентов), либо, напротив, наиболее верные люди ее мужа (оставшаяся часть). Под предлогом защиты всех, кто был близок к прежнему вождю, переселили в этот дом и стали выпускать наружу лишь под конвоем.
Только до священного дерева, не дальше.
Будь она сейчас свободна, разве не отправилась бы на поиски сына?

Новый вождь загнал ее то ли в казарму, то ли в острог.
Она с начала ноября живет практически в тюрьме, неужели этого мало?
Неужели ей придется еще и на мужа клеветать, подтверждая заведомую ложь?
– Последние годы у нас выдались нелегкими, вот что правда, но на моих чувствах к Табо это не отразилось, – уклончиво сказала Адвар.
– Вы действительно не знаете, куда он мог бы отправиться? – Сэм едва заметно усмехнулся. Оба они прекрасно знают, что отправиться муж собеседницы мог только в мир иной, и все равно ломают комедию.
– Не знаю. Сама гадаю. Со дня его исчезновения.

Это женщина произнесла вслух, одновременно торопливо извлекая из ящика стола листок и ручку. Адвар практически осмелилась на откровенный разговор, но состояться он мог только на бумаге. В каждой «VIP-комнате», именно так они с прочими гостями-заключенными называли свои новые апартаменты, были установлены микрофоны, и каждая ее беседа с соседями, каждое рыдание по мужу и каждая молитва записывались.
Камер в комнатах, однако, не было – «львиная» финансовая ситуация была плачевной, африканскими поделками много не заработаешь, и на видеонаблюдение банально не хватило денег.
Не стоило забывать и о том, что сегодняшний агент был первым ее гостем за долгое время – в прошлый раз она видела человека, не принадлежащего к племени, когда муж был еще жив.
Атари просто решил, что ставить видеокамеры нецелесообразно.
Все это она выяснила у Айко, который, хоть и перешел на сторону Атари, все равно сочувствовал жене бывшего предводителя и кое-что ей рассказывал.

Вдруг принять решение – а откроюсь-ка я незнакомцу – было нелегко. Если бы речь шла о ней одной, Адвар скорее сделала бы все так, как хотел Атари, сыграла роль несчастной, оставленной мужем, подавшимся на вольные хлеба, и спровадила агента подальше.
Искать мнимого беглеца в других штатах и за границей. Да хоть на Луне.
Все дело было в том, что от того, как она сейчас поведет беседу, зависело и то, увидит ли она когда-нибудь сына. Конечно, Атари обещал, что лично проследит за поисками племянника и позаботится о том, чтобы вернуть его матери…
Еще бы ему не обещать: все в мире политики, что человеческие, что львиные, живут только за счет лживого языка. Ее покойный муж был другим…
Потому слово «живут» к нему уже и не относилось.
Пока Табо не погиб, она верила его брату и не сомневалась в его искренности. Только теперь, когда увидела, как сильно различаются стили правления нового и прежнего вождя, заметила, насколько лжив Атари.
Он ни за что не станет возвращать То домой, к чему ему конкуренты?
Сама она тоже не может пойти за сыном: как только ее собеседник выйдет отсюда, она вновь окажется в строгой изоляции. Возможно, теперь ее клетка станет даже прочнее, потому что после этого визита Атари увидит опасность еще и со стороны людей извне, народа, живущего не в их крошечном квартале, а в Большом Нью-Йорке. Возможно, ей запретят встречаться даже с соплеменниками…
Точнее, еще сильнее сократят круг тех, с кем видеться было негласно позволено.

Оставалось только одно: попросить помощи у этого парня.

[Oriella]

Тем более что в роду у Адвар были шаманы; порой она могла читать внутреннюю суть людей, но чаще видела их прошлое, а иногда – будущее; к сожалению, на львиный Народ этот дар не распространялся – для этого нужно было куда больше силы. Аура ее гостя так и кричала – он не тот, за кого себя выдает.
Она не нашла в его прошлом того, что встречала раньше у полицейских и правительственных агентов: учебы в полицейской академии или Академии ФБР, задержаний и спецопераций…
В прошлом у парня были километры шоссе, огонь, пожирающий зеленоватый двухэтажный дом с плоской крышей, два года в колледже и сотни различных мотелей.
Были воспоминания о встречах с нечистью – его память так и пестрела словами «вендиго», «штрига», «демоны» и «перевертыши».
Несмотря на то, что сама она не была человеком, Адвар не знала, кто это такие и как выглядят. Не беда: каждое ее обращение к этим воспоминаниям сопровождали «слайды» – слово «демон» у парня почему-то ассоциировалось с черным дымом, а слово «вендиго» вызвало в его памяти изображение высокого полупрозрачного существа с острыми, будто специально заточенными зубами.
Было ощущение неприкаянности.
Было чувство, что он, как лист на ветру, несется туда, куда нужно, а не куда хочется, и от него совсем-совсем ничего не зависит.
Было желание бороться с таким положением дел и отстоять свое право на собственную независимость…

Все это наводило Адвар на мысль – к ней пришел тот, кто действительно может помочь.
Агент ФБР, считающий сверхъестественное выдумкой, не стал бы ее даже слушать, но, возможно, до этого парня она сможет достучаться.
Женщина не чувствовала в нем зла. В нем было что-то темное, сила, отличающая его от прочих, но власти над ее собеседником эта темнота не имела.
Более того, во время своего короткого «сеанса проникновения» перед ее глазами промелькнула и сценка, где он пытался защитить монстров, так как считал их невиновными в том, в чем их обвиняли…
После этого она окончательно решила.

«Муж мертв. Я знаю. Нам сказали, что его убили борцы с нечистью, но я в это не верю. Мы живем в этом городе очень давно, и у нас никогда не было с ними конфликтов. И Табо не делал ничего, за что его надо было бы убивать. Клянусь! Он никогда не тронул ни одного человека», – быстро нацарапала она на листке и показала его парню в стильном деловом костюме.
«Так вы и правда не люди? Львы-оборотни?» – написал он, подтверждая то, что она и так знала: он не агент ФБР. Именно на это она и делала ставку.
«Да, – признаваясь, она не колебалась. Раз она начала делиться с ним, пути назад уже нет. – Мы – львиный народ, и мой муж нами правил. Теперь правит Атари».
«А что с этим не так? Он – плохой вождь?» – наивный вопрос парня заставил ее задуматься.
Плохой ли?
Может быть, плохо только ей и прочим приближенным мужа? Известно ведь – когда кто-то приходит к власти, первым делом он уничтожает угрозы лично себе, но потом, когда вживается в новую роль до конца, может стать справедливым правителем, заботящимся о своем народе…
Нет. Адвар в своей клетке видела совсем немного, но увиденного хватило ей с лихвой, чтобы сказать: Атари волнуется только за себя любимого, а на всех прочих ему плевать. Чтобы сделать такой вывод, достаточно было факта, что жить лучше стали только львы, особо приближенные к Атари. Жизнь всех прочих членов прайда существенно ухудшилась. Они не начали еще голодать, но это было не за горами…
Конечно, Адвар редко покидала свою комнату, но много смотрела в окно и наблюдала за своими друзьями. Да и Нала по крайней мере раз в две недели приносила ей специальные акриловые краски, и, хотя разговаривать ей строго-настрого запретили, один ее внешний вид подсказывал женщине, что подруга ее сына недоедает.
С каждым своим визитом девочка становилась все более тощей и слабенькой.

[Oriella]

«Он – типичный тиран, – размашисто вывела женщина. – Я думаю, он всю жизнь завидовал моему мужу и хотел с ним расправиться, а вышло у него только сейчас».
«У вас есть доказательства, что все было именно так? – немедленно поинтересовался парень. – Когда-нибудь видели у него серебряные пули?»
«Нет, но… – пальцы женщины на миг дрогнули. Как в двух словах изложить на бумаге свои подозрения? Как убедить его в том, что это – не просто слова? Она не только не видела у Атари никаких пуль, но еще и не могла спросить о них ни у кого из тех, кто вел с ним общие дела.
Если у кого и есть на Атари компромат, так это у старейшин, но они безоговорочно поверили в его политический манифест: «Люди – грязь, они не заслуживают того, что имеют. Мы должны объединиться с вампирами и отобрать у людишек все, чего бы ни захотели… У нас куда больше общего между собой, чем у каждого из нас – с человеком. Когда оборотень и вампир пойдут рука об руку, наступит славное светлое будущее», и теперь она боялась о чем-то с ними говорить. – Смерть мужа была выгодна только его брату. Он всегда хотел власти. Всегда думал, что с людьми мы ведем себя слишком мягко. Сейчас, когда он дорвался до трона, он устроил в городе кровавую баню».

В одиночестве чертовски здорово думается.
Изоляция заставила ее вспомнить о том, что некоторые королевы-львицы прошлого правили вместе с супругом и в официальной иерархии племени занимали второе место (не говоря уж о том, что неофициально власти у них было больше, чем у супруга).
Она же предпочитала держаться от политики в стороне, была просто женой и матерью. Сейчас Адвар часто размышляла о том, что если бы она была в курсе всех дел племени, может быть, она заметила бы опасность со стороны мужнина брата намного раньше.
«Вы же по поводу убийств? – продолжила она с другой стороны листа. – Вина за них лежит на Атари. Даже если на людей нападали другие львы, они никогда не сделали бы этого без приказа».
От нее убийства пытались скрывать. Новая политика племени, конечно, не была ни для кого тайной, ее Атари во всеуслышание провозгласил в тот же день, когда его назвали вождем, но то, что люди-львы зашли так далеко и начали убивать по два-три человека за ночь, Атари и его сторонники старались держать в секрете.
Она не могла покидать свою комнату без разрешения. Лучшие друзья мужа, которым нововведение тоже не понравилось бы, тоже не могли этого делать…
Атари, наверное, думал, что этим полностью обезопасил себя. Особенно после того, как выяснилось, что телевизор в ее комнате большую часть времени показывает только National Geographic и несколько каналов в стиле «Фильмы non-stop 24 часа в сутки», а все остальные каналы идут с дикими помехами и без звука.
Адвар объяснили, что это – проблемы спутниковой антенны, однако, попробовав разобраться с ними, она поняла, что это было сделано намеренно…
Однажды, когда одиночество и информационный голод стали совсем гнетущими, она целый день потратила на ковыряние в телевизионных настройках и к вечеру худо-бедно отладила прием NY 1 (12). Без цвета, с поганым звуком и рябью на весь экран, но это было лучше, чем ничего.

…О нью-йоркских убийствах в тот день много говорили. Показывали фотографии убитых, трупы в пластиковых мешках, интервью с очевидцами. Последние заинтересовали Адвар сильнее всего: порой в них звучали описания зверей-каннибалов. Она слушала их, закрыв глаза и пытаясь наложить образы животных на своих знакомых, но даже через полтора часа была на 100 процентов уверена только в одном: Атари был среди львов, истребляющих людей.
Только у него настолько темная грива и глаза, похожие на болотные огоньки.
Прочие описания были расплывчаты и подходили кому угодно…
Если бы она поразмыслила хорошенько, она бы, может, и соотнесла описания зверей-убийц с некоторыми из своих друзей. Просто она этого не хотела.
Адвар нужно было верить, что убивали они только потому, что так сказал вождь.
Страшно было думать о том, что ее близкие – племя всегда было похоже на одну большую семью, в которой Атари был белой вороной – могли делать это ради собственного удовольствия, что им всегда хотелось убивать, глотать горячую кровь и наслаждаться стонами умирающих, и не делали они это лишь из-за запрета Табо.

«Да, нас привели убийства, – ответил молодой человек. – Если все так, как вы говорите, мы должны его остановить. Есть среди ваших те, кто мог бы принять нашу сторону?»
«Они все сейчас взаперти, как я. А те, кто свободен, не будут рисковать. Мы все зависим от вождя».
«И что вы предлагаете?» – вывел парень, сердито нажимая на ручку.
«Если найти доказательства того, что именно Атари повинен в смерти прежнего правителя, все племя обернется против него».
«Так вы же сказали, что никаких доказательств у вас нет?»
«Нет у меня, но могут быть у сына. Именно он должен был стать вождем после отца, – Адвар не стала расписывать подробно, почему власть у них передается от отца к сыну. Места на листке осталось слишком мало, чтобы пытаться сейчас объяснить, как работает львиная магия. – И он исчез в тот же день, когда погиб мой муж, и с тех пор где-то скитается. Я подозреваю, что Атари приложил руку и сюда. Что То увидел что-то опасное для него, и Атари предпочел избавиться от племянника».
«А он точно все еще жив?»
«Да. Если бы он умер, я сразу бы узнала», – длинные пояснения, касающиеся священного львиного дерева и его свойств, записывать было некогда, а суть второго козыря Адвар – того факта, что Атари вряд ли стал бы убивать настоящего носителя силы тотемов, так как боялся оную силу потерять, она вообще не смогла бы передать пришлому человеку, не-льву. К тому же в последние месяцы у нее екало сердце при одной мысли, что с каждым днем риск для Атари утратить контроль над силой становится ниже, а вероятность того, что он решит – нужды в племяннике у него больше нет, – все выше…
Тогда ее лучшие карты моментально обратятся в некозырные двойки и тройки, способные загубить любой пасьянс.
Раскладывать пасьянсы она стала только в последние дни – от безысходности одиночества – однако уже заметила, что карточные аналогии стали пробираться и в ее речь и мысли.

«И как нам его найти? – собеседник со скепсисом взглянул на нее. – Я даже не знаю, как он выглядит».
«Я бы дала вам его фото, – Адвар чуть виновато улыбнулась, в душе ненавидя себя за то, что повелась на притворную доброту Атари и пожертвовала ему недавнюю фотографию сына. Ну почему она была тогда такой дурой! – но у меня сейчас нет ни одного. Чтобы запечатлеть нас с помощью человеческой техники и сделать несколько копий карточки, требуется капелька волшебства, поэтому фотографируемся мы редко. Лучше дам вам то, что куда лучше фотографии, – женщина вытянула из-под воротника маленький клык, сняла с шеи веревочку, протянутую сквозь него, и продолжила писать, стараясь уместить на бумаге хотя бы еще одно предложение. – Он заговорен так, что начинает светиться по мере приближения к бывшему хозяину. Чем мой мальчик ближе, тем ярче он горит».
Адвар сунула львиный зуб в руку парня и умоляюще посмотрела на него. Их шаман был ленив, раскачать его на ритуал было крайне нелегко. Она несколько дней уговаривала Джитуку (12) наложить на клык поисковое заклинание, и до сих пор не была уверена, что сработает оно в точности так, как она объяснила псевдоагенту. Сама она этот способ не испытывала. – «Доверяю его вам, – женщина склонилась к самому уху Сэма, – как она ни мельчила, как ни старалась экономить место на листе, все когда-нибудь заканчивается. Оставалось надеяться, что такой тихий звук жучки уловить не сумеют. – Сама я не могла бы его использовать. Правильные показания он дает лишь в случае, если им владеет рука человека, у которого есть необычные способности. Тогда он словно шепчет держащему, куда идти дальше. Если же клык попадает к льву или львице, наша аура глушит исходящий от него сигнал».

Пока на горизонте не появился странный молодой человек — охотник-не-охотник, агент-не-агент — Адвар тонула в своем отчаянии, сером и мутном, как воды осеннего Гудзона в пасмурный день. Она всегда знала об особенности их магии, но утешала себя тем, что у нее есть и положительная сторона: хоть она и не сможет воспользоваться клыком для поисков сына, Атари и его прислужники тоже не смогут сделать этого.
Эти мысли успокаивали ее пару недель, а то и больше.
А потом вдруг успокаивать перестали.
До нее внезапно дошло, что хотя оборотни в данных поисках и остаются не у дел, вампиры — это совсем другое дело.
У них другая энергетика. Другая природа силы. Другие способности.
Очень может быть, что сыновний клык сработает на них так же, как на людей, одаренных магическим талантом.
Только они не люди. Они – ручные псы Атари...

После этой догадки она начала прятать клык подальше.
Соорудила тайник за зеркалом в ванной.
Отогнула одну из досок пола.
Нашла невидимый сверху зазор между кухонным уголком и стенкой.
Каждый день его перепрятывала.
Каждый день все отчетливее понимала, если Атари действительно будет необходимо, он организует обыск в ее комнате и уж тогда непременно отыщет все ее наивные схроны...

[Oriella]

Сэм кивнул ей и положил клык на веревочке во внутренний карман.
Все время, пока они вели «диалог в письмах», они говорили и вслух тоже – вдова (теперь уже точно, безо всяких приставок «недо-») повествовала о сбережениях, которые ее муж якобы выгреб из всех домашних шкафов, прежде чем отправиться в бега, перечисляла города, которые он когда-либо называл в разговорах с ней, и прикидывала вслух, в какую часть Америки он мог отправиться, а куда в жизни не поехал бы.
Винчестер вел этот разговор почти машинально, но все равно старался реагировать на каждую реплику собеседницы. Нужно было создать иллюзию того, что он действительно ведет допрос, а не просто заполняет тишину в эфире.
Беседовать в стиле Юлия Цезаря, который, как известно, мог делать несколько дел одновременно, было сложновато, но когда Сэм понял – теперь у них есть зацепка, если повезет, они смогут прекратить убийства, устранив лишь одно чудовище – нынешнего вождя, он обрадовался.
Он поблагодарил женщину за информацию и попрощался.
Когда собеседница упомянула «необычные способности», Сэм удивился и попытался спросить, откуда она об этом знает, но женщина покачала головой, шепча «Не сейчас»…
Настаивать он не стал. Последнее, что ему сейчас нужно, – это скандал с женщиной-львицей в ее собственной квартире.
Кроме того, к концу разговора появилось ощущение, что надо спешить: вероятность, что львиный вождь вот-вот просечет, что Сэма только что снабдили внеплановой информацией, была все выше…

Перед выходом Сэм разорвал листок на мелкие клочки и ссыпал их в карман. Не стоило оставлять свидетельств того, о чем они на самом деле беседовали.
Младший Винчестер даже записал себе в блокнот некоторые города, названные миссис Бикила. Окленд, Арлингтон, Лонг-Бич, Мемфис. О каждом из них Адвар сказала, что там либо живут старые знакомые мужа, либо имеются достопримечательности, на которые он всегда хотел посмотреть.
Правда, учитывая то, что они с Дином уже узнали у Бобби, насколько замкнуто живет нью-йоркский львиный прайд, человеческих друзей в других городах у него не было и быть не могло. Если бы на месте Сэма был настоящий агент ФБР, который купился бы на всю эту лапшу, добросовестно развешенную на его ушах, и разослал ориентировку на «сбежавшего» по полицейским участкам всех этих городов, вышло бы что-то вроде любимой ковбойской забавы: охоты на бекасов…
Сэм никогда не был в восторге от ковбоев. Зато от них фанател Дин, который и рассказал брату, что в ковбойских лагерях принято было подшучивать над новичками – один из любимейших розыгрышей заключается в том, что ночью новенького зовут «поохотиться», убеждают встать в кустах с раскрытым мешком, ожидая, что сейчас остальные начнут гнать бекасов прямо к нему, и… отправляются спать, оставив его дожидаться непонятно чего.
Примерно так же опростоволосилось бы и ФБР: ждать от провинциальных полицейских информации о давно мертвом человеке, которого они к тому же никогда не видели, так же глупо, как в темноте торчать на болоте, уворачиваясь от зловредных москитов.

Парень завернул за угол – сейчас он ориентировался в переплетении темных коридоров чуть лучше. Да и выход с этажа искать проще, чем совершенно незнакомую дверь – одну из множества.
Он уже надеялся на то, что сейчас отыщет Дина и они вместе уедут (все равно сегодня больше ничего не сделаешь: драться вдвоем против всех оборотней Нью-Йорка Сэм не собирался), а уж потом, когда найдут мальчишку, вернутся назад.
Когда он проходил мимо комнаты, дверь которой была наполовину приоткрыта, оттуда вдруг послышался мужской голос – кто-то говорил по телефону.
Сэм инстинктивно вжался в стену рядом с дверным проемом – так, чтобы из комнаты его нельзя было увидеть ни при каких обстоятельствах.
До него почти сразу дошло, что именно он слышит, но понять и поверить – разные вещи.
– Шевроле «Импала» 1967 года, – неизвестный зачитывал вслух характеристики их машины. – Серийный номер: KAZ 2Y5. – На другом конце провода сказали что-то очень приятное для говорящего, так что его голос повеселел. – Не стоит благодарности. Я эту машину сразу приметил, как только она во дворе показалась. Не стали бы агенты ФБР кататься на таком старье. Да и удостоверения у них нью-йоркские, а номера канзасские… Решил проверить, кто это к нам пожаловал, и офигел – это же ребята, о которых нас персонально предупреждали. – Кто именно предупреждал, он уточнять не стал, к огромному сожалению Сэма. В разговоре возникла короткая пауза – мужчине задали вопрос, не слышный за пределами трубки. – Босс в курсе. Ему я сказал в первую очередь. Он как раз беседует с одним из заигравшихся в агентов ребяток. Тот до сих пор кочевряжится, но скоро сломается. Ты же знаешь, какие приемы имеются в арсенале Атари. – Он зашелся от смеха. – Да, точно. В прошлый раз было очень весело…

Сэм не стал слушать, что было «в прошлый раз».
Он прибавил шагу и торпедой понесся к лифту.
Он не знал, на какой этаж – второй или третий – заставил брата подняться его провожатый, поэтому собирался проверить оба.
Надеясь, что быстро отыщет Дина.
Надеясь, что тогда не будет уже слишком поздно.

[Oriella]

***

Чуть ранее

«Кто-то привел пантеру, а она взбесилась», – фраза из культовых «Охотников за привидениями» прицепилась крепко. Каждый раз, когда Дин начинал задумываться о специфике данного расследования, она упорно приходила к нему в голову.
Он не знал точно, почему сейчас вспомнил именно «Охотников».
Возможно, дело было в том, что делом девчонки-призрака, преследуемой призраком-фермером под звуки «Дома восходящего солнца», они занимались не так давно, а именно она в последний раз сравнила их с охотниками за привидениями. В последний, но не единственный. Шутки по поводу дурацких комбинезонов и протонных блоков, где-то ими утерянных, Дин слышал с детства и сначала злился по этому поводу, потом, как отец, научился не обращать на них внимания, а еще позднее стал беззлобно обстебывать самих шутников.
Может быть, свою роль сыграло место действия – в обоих случаях Нью-Йорк…
Да и разницы между львами и пантерами – пусть даже вторые в фильме оказались частью пущенного зеваками слуха – Дин особенной не видел.
Бешеные кошки – они и в Африке бешеные кошки…

По мере продвижения дальше по переходу обстановка вокруг становилась все лучше и лучше. Если интерьер первого этажа был убог с большой буквы «у», то второй уже больше напоминал жилое помещение. Когда же Дин, вместе со следующим за ним по пятам верноподданным местного вождя, добрался до двери, к которой его вели, на его лице возникла скептическая улыбка.
Дверь, как и закуток, в котором она находилась, отличалась шикарной отделкой: дорогая мебель, пафосные обои, напольные вазы, явно влетевшие местной шишке в копеечку. Аукционный павильон, где во время их прошлого визита в Нью-Йорк выставлял картины отец Сэмовой девчонки, по сравнению с этим местом просто отдыхал, так что Дэниэл Блейк позеленел бы от зависти, если бы хоть раз оказался здесь.
А ведь, казалось бы, там был дорогой район, а здесь – трущобы. Никак не наоборот.
«Да уж, местный босс ни в чем себе не отказывает... Но почему только здесь? Не спускается на первый этаж, что ли, никогда? Великие светские львы не ходят по таким гадюшникам?», – пронеслось в голове Дина, пока он пытался распахнуть входную дверь, оказавшуюся неожиданно тяжелой.

Темнокожий мужчина, восседающий в кресле у окна, повернулся к нему и протянул руку для рукопожатия.
– Это вы представились агентом Хэтфилдом? – он приветливо улыбнулся. – Мое имя – Атари, и я здесь, в некотором роде, главный. Всех подряд я к себе, разумеется, не приглашаю, но когда мои люди сказали, что к нам пришли агенты ФБР, я решил устроить с вами конфиденциальную встречу.
То, что местный выбрал для своей речи именно слово «представились», как будто не веря, что Дин в действительности является агентом, тронуло язычок тревожного колокольчика в сердце Дина, и тот предупреждающе зазвенел.
Он, впрочем, не подал виду, что забеспокоился. Просто ответил.
– Да, это я. А вы лично общаетесь со всеми своими гостями, или это только мы с напарником такие везунчики?
– Зависит от того, много ли у меня дел, – заявил мужчина. – Если не очень, я вполне могу уделить время любым визитерам. Ну а если я слишком занят, то доверяю разбираться с ними кому-то из своих.
– И как, часто к вам приходят наши?
В чертах лица местного правителя проступило что-то хищное.
– Не слишком. Поэтому досадно, что на аудиенцию со мной пришли только вы, но не ваш напарник. Мы здесь так редко видим чины ФБР. Не хотелось упускать возможность пообщаться сразу с двумя, так что я взял на себя смелость попросить жену моего брата, внезапно покинувшего нас, привести вашего напарника сюда. Как только они закончат общаться…
«Хреново», – мрачно заключил Дин. Пока не произошло ничего непоправимого, да и в том, чтобы они с братом вместе шли разговаривать с человеком (или с кем-то, человеком не являющимся), не было ничего особенного, но в этом обещании он чуял скрытую опасность. Да и обидно было: он так надеялся в случае чего уберечь Сэма, а оказалось, все было зря.
Если все вдруг пойдет не по плану, если корочки агентов их не защитят, хлипкая страховка Сэма тоже расползется по швам. В мгновение ока.
– Что вы имеете в виду под «покинувшим нас»? – спросил Дин. «Ни слова о Сэме, ни слова о том, как сильно тебе не нравится мысль, что его сейчас приведут, да еще поди под конвоем». – Так часто говорят о мертвых. Считаете, его уже нет в живых?
– Понятия не имею, – отозвался Атари. Дин надеялся увидеть на его лице досаду, что тот случайно проговорился, но ничего подобного не произошло. То ли местный «король-лев» действительно не был причастен к смерти прежнего вождя (в чем Дин очень сомневался), то ли просто хорошо держал лицо. – Для меня он все равно что умер.
– А вы откровенны, – с усмешкой проговорил старший Винчестер. – За что ж вы его так?
– А вы представляете, – в тон ему ответил местный вождь, – что значит пытаться направлять деятельность местных в нужное русло? Это просто ад кромешный. Мой братец сбежал, все это свалив на меня, а я должен его за это благодарить? У меня магазин свой есть, между прочим, а мне пришлось его бросить, чтобы явиться сюда разгребать дерьмо за моим братом.
– Сочувствую, – сухо сказал Дин, не испытывая в душе, разумеется, никакого сострадания к собеседнику. «Ну и сволочь же ты! Да уж, лицемерие ты себе отрастил будь здоров. И что ты вообще знаешь про ад?» – С тех пор, как отец продал за Дина душу и оказался в аду, на любые упоминания Преисподней Дин реагировал крайне болезненно…
Озвучивать свои мысли он, конечно, не стал, как не стал и бороться с собственным желанием поерничать.
– Не ожидал от вас подобного самопожертвования. Вам так плохо в этой роли, но несмотря на это вы много лет к ней стремились. Такой героизм можно только уважать... Если, конечно, это не банальный мазохизм. Вы не проверялись, нет у вас к нему склонности?
Атари скрипнул зубами.
– С чего вы взяли, что я этого добивался?
– Сказал ваш подручный, который вел меня сюда. Не знаю уж, правая он ваша рука, левая, или вы его вообще не причисляете к частям своего тела, – парировал Дин.
Чернокожий прошептал что-то похожее на «Я окружен идиотами!» и уже громче пробормотал:
– Мои люди, мягко говоря, не гиганты мысли. Вы и сами уже это поняли, наверное. Это им всегда хотелось, чтобы нашим сообществом руководил я, и они вбили себе в головы, что и мне самому это тоже нужно…
– Тогда прошу прощения за неверные выводы. – Дин провел рукой по голове, взъерошивая ежик волос на затылке. – А чем вы торгуете? – Он был уверен, что ответ на этот вопрос важен.
– Оружием, – было заметно, что Атари рад был бы солгать, но проверить эти сведения было до того просто, что он не решился.
– Каким именно?
– Всяким. И холодным, и огнестрельным.
– Машинки для снаряжения патронов тоже продаете?
Только сейчас заподозривший неладное Атари скосил на него глаза:
– Они редко бывают. Прямо сейчас их нет в ассортименте.
– Понятно. «Ну, допустим, сейчас мне и не надо. Однако на что угодно спорю: на прошлый Хэллоуин они в продаже имелись. И одна машинка не для продажи, а для внутреннего использования должна быть у тебя прямо здесь».
На столе из красного дерева затрезвонил телефон. Раз, другой, третий…
Адресат и не думал снимать трубку – у Дина возникло ощущение, что тот просто считает звонки. После шестого парень не выдержал:
– Ответить не хотите?

[Oriella]

Мужчина нажал на кнопку под столом, что заставило дверной замок щелкнуть. Только после этого он перевел взгляд на Дина. Глаза его светились торжеством.
– Не хочу, – весело сказал он. – Телефон звонил вовсе не для этого. Это был знак, что вашу машину благополучно отбуксировали подальше отсюда и спрятали. И вот теперь мы можем нормально поговорить, не отвлекаясь на вранье и недомолвки. Угадай, почему? – обращение на «вы» он отбросил, как ненужный хлам. – Все просто. Какую бы информацию я ни выдал тебе и твоему брату, который, несомненно, вскоре к нам присоединится, вы уже никогда не сможете использовать ее против меня. Дверь заперта, – выговорил он медленно, будто наслаждаясь каждым произнесенным слогом. – Тебе некуда деться отсюда.
– Какого дьявола? – прорычал Дин, вставая с жесткого стула. В висках стучало: «Он сказал «твой брат». Он знает, кто мы такие».
Хозяин кабинета никак не отреагировал на реплику своего гостя. Он оперся руками об столешницу и лукаво усмехнулся.
– У вас просто великолепный автомобиль. – И такой… узнаваемый.
Атари подмигнул Винчестеру.
– Вы правда считали, что никто ничего не поймет? Эта ваша тачка где угодно примелькались. Неужели вы думали, что мы такие беспомощные: сидим тут и ничего не знаем об окружающем мире? Ваша «Импала» уже года два занесена в мой личный черный список. Я знал – рано или поздно вы объявитесь… Тем более после того, как я начну свою партию и на первых же ходах уберу моего братца с доски. – Он самодовольно улыбнулся. – Я ее начал, я вывел Табо из игры – и вот они вы, прискакали как миленькие. Я даже польщен, что заинтересовал знаменитых братьев Винчестеров. Наслышан, наслышан. Как вы убили Люгера (13) и новообращенную вампиршу, например. И про оборотня в Сан-Франциско я тоже в курсе…

Дин сжал пальцы на левой руке в кулак и правой потянул кольт (к сожалению, знаменитое оружие Сэмюэла Кольта они утратили несколько месяцев назад; но с зарвавшимся оборотнем справится и обычный пистолет... главное, чтобы пули были необычные) из-за пояса джинсов.
К черту вежливость. К черту разговоры.
Фрик, с которым он сейчас беседовал, конкретно ступил, раз оставил ему оружие и даже не подумал обыскать…
Тем лучше.
– Даже не напоминай мне о Сан-Франциско, с…а. «И Сэму тоже не вздумай напоминать». Мне плевать, что ты там начал. Думаешь, придумал что-то охрененно оригинальное? Нифига подобного». – Охотник взвел курок. – Без обид, мужик, но ты – просто псих с манией величия, а в Нью-Йорке и без тебя хватает всякой дряни.
Хозяин кабинета смотрел на направленное ему в грудь дуло без страха. Он не сделал ни малейшей попытки убежать, спрятаться, перехватить оружие или хотя бы заслониться от него рукой.
Это насторожило Дина – подобного ледяного спокойствия он никак не ожидал и настроился на неистовое сопротивление: в конце концов, его враг находился на своей территории, и в его распоряжении вполне могла быть еще одна волшебная кнопочка, вызывающая зверей-охранников или голодных вампиров.
Немного поразмыслив на этот счет, он решил, что местный босс мог подумать, что в пистолете стальные пули, и ничего не делает он именно по этой причине – ему хочется поиграть, как коту с мышью.
Что ж, его ждет весьма гадкий сюрприз...

Винчестер прицелился и выстрелил.
Точнее, попытался сделать это. Нажатие на курок не дало ровным счетом ничего. Нажав на него второй и третий раз, он также получил в результате полный пшик.
Несмотря на то, что он прекрасно помнил, как заряжал оружие серебряными пулями, не пропустив ни одного «гнезда». Как тщательно перерисовывал таинственные знаки с фотографии Бобби на первую и последнюю пули в барабане.
Несмотря на то, что перед этой охотой он лично проверил весь их арсенал: и свои пистолеты, и оружие Сэма. Все было работоспособно и находилось в идеальном состоянии, но Дин все равно еще раз разобрал пистолеты, почистил их и смазал специальным маслом…
Теперь же предательское оружие вело себя так, будто за ним никто годами не ухаживал, вот оно и расклеилось.
«Да уж, насчет неприятного сюрприза я не ошибся. Косяк был в мелочи: перепутал, кому этот сюрприз был предназначен!».
Парень переломил ствол, проверил патронник и растерялся – как он и думал, кольт был полностью заряжен.

[Oriella]

На лице Атари расплылась недобрая улыбка.
– Ни одно живое существо не сможет причинить мне здесь вреда. В этой комнате все без исключения пистолеты дадут осечку, а нож или кулак – промахнутся мимо цели. – Он гордо указал на стену. – Как только я занял этот кабинет, я тут же провел здесь кое-какой ритуал. Кости и кровь животного вкупе с парой заговоров творят чудеса. Подозреваю, что даже если дом загорится, а потом рухнет, я останусь невредимым. Что уж говорить о жалком пистолетике. Надеюсь, хоть пули в нем серебряные? Или я слишком хорошего мнения о нынешних охотниках? – снисходительно спросил он.
– Какие надо, – огрызнулся Дин. – И я знаю, после чего тебе пришлось тащить в комнату всякую дохлятину. Что, очко заиграло при мысли, что кто-то может поступить и с тобой так же, как ты с твоим братом? Струсил, вот и решил соорудить себе защиту от пуль? – Он нахально посмотрел на хозяина кабинета, демонстративно возвращая пистолет на его законное место. Ужасно хотелось еще раз грязно выругаться, но после того, как обнаружилось, насколько он здесь и сейчас беспомощен, Дин понял – надо притормозить, в том числе и с матом тоже. – Да как ты вообще спишь после того, как грохнул брата?
…Когда на охоте что-то случалось с Сэмом, Дину казалось – он и только он виноват в этом. Это он не уследил за братом, не позаботился о нем, как должно, недостаточно старался, прикрывая Сэмову спину.
Когда перед смертью отец оставил ему напутствие: если он не сможет спасти брата, он должен убить его, и заставил пообещать, что Дин сдержит слово. Это обещание стало самым тяжелым в жизни Дина. Он дал его, конечно, просто не мог не дать, но был до сих пор уверен: даже если весь мир будет требовать от него сэмоубийства, Дин не сможет так с ним поступить.
Он не смог оставить Сэма в больнице Ривергроув, когда оба они были убеждены – Сэм заражен кроатонским вирусом. Не сумел прикончить его, когда в его теле разгуливала Мэг и творила всякие непотребства.
Двойной проверки достаточно. Скорее всего, если он и в третий раз окажется перед выбором: Сэм или исполненное обещание отцу, он выберет Сэма…
Дин действительно не понимал, как можно по своей воле решиться убить брата, да еще тогда, когда для этого нет особых причин. Просто потому, что тебе банально захотелось немного поцарствовать.

Конечно, у его собеседника тема братоубийства вовсе не была уязвимой точкой, поэтому Атари просто холодно ответил:
– Превосходно. Наконец все оказалось на своих местах. А моему сводному, – он выделил слово «сводный» голосом», – брату давно следовало подохнуть. Он просто тянул племя назад. А со мной оно расцветет. – Он вылез из-за стола и мягким шагом прошелся по комнате. В сторону Дина Атари даже не смотрел – знал, что деться тому некуда. Дверь заперта, так что убежать не получится, как не получится и причинить Атари вред. Даже если допустить, что попавший к нему в сети охотник окажется дураком, не понимающим с первого раза; если он решится снова рыпнуться, это лишь подтвердит его статус идиота. Пусть нападает. Его же не предупредили, что лишь первая попытка атаковать правителя львов безопасна. Дальше любая агрессия, любое проявление враждебности обернутся против самого атакующего. Никаких «последних китайских предупреждений» и отсроченных наказаний: все будет жестко и, может быть, даже кроваво. – Но что толку говорить о мертвецах? Разве тебе не интересно, например, какие планы у меня на вас с братом?
– А должно? – едко спросил Дин.
– Ну, если ты не равнодушный придурок, то должно. Но если нет – ничего страшного. Я все равно об этом расскажу. – Атари развернулся и заметил, что Винчестер подошел к окну. – О, и если ты думаешь сбежать, разбив стекло, вынужден разочаровать – оно противоударное. – Он скорчил смешную гримасу. – Извини. Так вот – не знаю, обрадую я тебя или огорчу, но убивать вас я не собираюсь.
– Да ну? – Дин заломил бровь. – И что ты тогда сделаешь? Угостишь чаем с печеньем и выпроводишь вон?
– Ну нет, шутя вы не отделаетесь. Я просто сделаю вас одними из своих. – Он хохотнул. – Растранжиривать такие воинские таланты было бы неправильно. Вы благополучно впишетесь в прайд. С моими вампирами, правда, будут трения – видите ли, они до сих пор на вас злятся из-за Люгера… Но со временем вы поладите. Я не сомневаюсь.
Винчестер фыркнул.
– И чем это («И еще вопрос, удастся ли тебе сделать из нас монстров!»), помешает мне вышибить из тебя дух? Ты же не сможешь вечно держать меня в своей «тайной комнате».
– Я тебя умоляю. Конечно, нет, – обыденно заявил он. – Я не собираюсь бесцельно растрачивать чужой потенциал. Мои люди во всем хороши, но сражения для них пока в новинку, тут мой предшественник-толераст постарался... А вот вы не такие, вы драться привыкли, и это мне на руку. Вы поможете мне захватить власть над этим городом. – Атари в упоении выпустил когти, вонзил их в стену, оставляя глубокие царапины, а потом снова спрятал их. Дин поморщился: «Какой выпендреж. Думает, я никогда не видел когтей у тех, кто на вид – обычный человек? Как же, как же. Видел – и более чем достаточно». – Постепенно. Незаметно для людей. Пусть они считают, что ничего не происходит – каждый день являются на свою тупую работу, а по вечерам расходятся по домам. Пусть они до конца не беспокоятся на наш счет, думают, что ничего не происходит, пока их становится все меньше, а нас – все больше.
– А на кой черт нам тебе помогать? Ты совсем, что ли, тронутый? – вспылил Дин. – Мы не собираемся делать ничего подобного. Даже не мечтай.
– Это вы пока не собираетесь. – Атари близко наклонился к Дину и шепнул. – После обращения тебе и в голову не сможет прийти ничего подобного. Сам увидишь, как изменится твой образ мысли. Вы с братом оба будете считать, что прайд – важнее всего, а быть оборотнем – правильно. – Он чуть отошел и взглянул на часы. – Сейчас дождемся Сэма и начнем.
– Я тебе не верю, тварь, – почти выплюнул слова охотник. – Если все так, как ты говоришь, если индивидуального у твоих оборотней не больше, чем у гребаных зергов (14), то как у тебя вообще хватило соображалки, чтобы пойти против своего брата?
– А кто тебе сказал, что при нем все было так же, как сейчас? Мой брат ценил каждую личность и игнорировал почти все бонусы, которые дает статус вождя. Проклятый кретин. Столько возможностей упускал… – протяжно сказал Атари. – Стелился перед подчиненными, упрашивал их вместо того, чтобы просто отдать приказ, тратил на эту байду кучу времени. Тогда как достаточно было всего лишь кое-что откорректировать при обращении. Потом, когда трансформация уже случилась, трудно что-то сделать, но… Вы-то пока еще люди. На вас новый способ сработает. Без сомнения. – Он усмехнулся. – В прайде уже есть те, кто влился в коллектив уже после смерти Табо… Золото, а не подданные. Непременно надо вас познакомить.

[Oriella]

Дин стиснул зубы от злости. Потом незаметно оценил расстояние до края столешницы, а заодно – до заветной кнопки. Решив, что вполне может успеть открыть себе путь на свободу, он метнулся к ней, рассчитывая исключительно на фактор неожиданности.
Он играл с огнем, конечно…
Да, нажатие на подстольную кнопку наглухо отгораживало комнату от внешнего мира, но кто сказал, что открывается она тем же способом? Вполне могло оказаться, что для того чтобы ее открыть, требуется что-то совсем уж заковыристое.
Щекотать гипсовые фигурки львят, мирно стоящих на полке.
Вытаскивать из книжного шкафа одну из сверх меры запыленных книг.
Что-то еще, не менее хитровы… причудливое.
Но лучше уж попасться на попытке к бегству (как будто эта тварь не в курсе, что Дину хочется свалить отсюда побыстрее, схватив Сэма в охапку), чем не делать вообще ничего, рискуя превратиться в бессмысленного болванчика.
Не нравилось ему упоминание «нового способа».
Винчестер вполне верил в то, что монстр сказал ему правду, и он действительно способен превратить их с Сэмом в сектантов нового типа.
Не тех зануд, что разгуливают по домам с библиями, продающимися за десятку (в то время как их красная цена – доллар, не больше), а фанатиков, что всегда готовы порвать кому-то глотку ради новоприобретенной веры. Причем порвать в буквальном смысле…
Он не хотел подобной судьбы ни для Сэма, ни для себя, поэтому вчерне набросал в уме план, включающий спринтерский забег, звонок на мобилу брата, быстрое воссоединение с ним и совместный отход из чертовых трущоб.
План был прост, как все гениальное, и дело должно было выгореть: местный царек не был готов к тому, что Винчестер толкнет в его сторону тяжелое кресло, инстинктивно уклонился, и это подарило парню несколько драгоценных секунд.

Почему от пинка Дина кресло повело себя так, как в любой комнате, где не проводились никакие вуду-ритуалы, а ничем сверхъестественным даже не пахнет?
Все элементарно.
Когда он подталкивал кресло ногой, он твердо знал, что не хочет никому вреда, хочет лишь ненадолго задержать хозяина кабинета. Ни в коем случае не ранить.
И раз причинение вреда даже не планируется, может быть, ему дадут спокойно уйти?
Лет шесть назад – еще до того, как Сэм сбежал в Стэнфорд – брат объяснял ему, что бывает такая магия, где важнее всего твои намерения.
Вовсе не сила, и не то, насколько педантично ты следуешь традициям.
Дин понадеялся, что этот случай – как раз из таких, и не прогадал.

Внезапность его «атаки» (сложно было называть самодвижущееся кресло, чуть не подломившее ноги Атари, атакой на полном серьезе) дала Дину шанс спокойно подобраться к кнопке и ударить по ней... На все про все ушло несколько мгновений, показавшиеся долгими до бесконечности, и отрывистый звук, с которым сработал механизм замка, он не столько услышал, сколько почувствовал.
Парой секунд спустя охотник уже сорвался с места, захлопнул за собой дверь и понесся по коридору, на бегу вытаскивая пистолет.
Все еще не веря, что все так просто.
Утешая себя тем, что сейчас-то он уже за пределами ритуальной комнаты, а это значит, что если «гостеприимный хозяин» снова на него нападет, он сможет дать ему отпор.
Все еще не веря, что выбрался.

В принципе, он правильно делал, что не верил.
Пробежать получилось всего метров десять. Когда до лестницы осталось чуть-чуть, от стен отлепились темные фигуры, которые, видимо, стояли там все время, пока они с Атари вели беседу.
Фантомная свобода разлетелась во все стороны.
Как осколки того зеркала, что он расколотил ломом, чтобы избавиться от Кровавой Мэри.
Как ошметки черной грязи, летящие прямо в лицо (15).

Винчестер три раза выстрелил в нападающих, но явный результат дал только один из выстрелов.
Одна из фигур – ей пуля попала в голову – упала, широко распахнув рот и обнажив частокол зубов (разглядев их, Дин выругался про себя: «Б…, и правда вампы. Когда мерзавец говорил о своих «личных» вампирах, он не соврал»), но прочие продолжали мчаться на Дина, как будто никакой стрельбы не было.
Вот и гадай: промазал ты или просто ранил их не так тяжело, как хотел.
Впрочем, противников оставалось всего трое, и Дин все еще надеялся успеть поубивать их до того, как кто-нибудь из них додумается включить сигнал тревоги, и на него отовсюду полезут монстры.
Как в «Сайлент Хилле», мать его…
– Ну что, кровососы, кто еще хочет получить пулю между глаз? – зло спросил Дин и угрожающе вздернул пистолет.
Твари не испугались.
Они бросились на него – все разом…

Правда, в конечном итоге добралась до него все же не клыкастая братия.
Вот неожиданность.
Когда Дин прицелился в того вампира, что был ближе всего, сзади его внезапно ухватили за плечи, сбивая прицел, и отбросили в сторону, заставив удариться головой о дверной косяк.
Кольт он, разумеется, не выпустил, продолжая крепко сжимать его в руке.
Хотя после удара все вокруг вращалось и расплывалось, так что попасть он сейчас никуда не смог бы, разве что наугад.
Тот, кто его вырубил, конечно же, догадался, что Винчестер не рискнет сейчас стрелять, – в кольте осталось всего два патрона, и если Дин просто растратит их, паля в белый свет (мишеней-то не видно), это всего лишь означает, что он окажется в полной заднице...
Иначе с чего нападавшему подходить к нему и почти ласково, но настойчиво вытаскивать оружие из пальцев Дина?
Он просто знал, что ничем не рискует…
Парень встряхнул головой, стараясь вытрясти из нее туман и обрести хотя бы иллюзию ясности. Очевидно, агрессор понял, что он делает, и догадался, для чего, так как незамедлительно врезал Дину еще раз.
Кулак, полетевший ему в лоб, оказался хорошей таблеткой от действительности.
Долбанут тебя чем-то таким – и все, привет, пишите письма в реальный мир.
И то не факт, что послания дойдут.

Последнее, что Дин разглядел перед тем, как тьма набросилась на него черной обнаглевшей кошкой: рука у нападавшего была какая-то странная.
Кулак – человеческий. Пальцы – практически человеческие, не считая того, что вместо коротких ногтей на них были такие же короткие, но уже когти.
Вся остальная рука больше похожа на львиную лапищу.
Мощную. Тяжелую. Поросшую короткой шерстью...

Такое сочетание людского и звериного выглядело гротескно и вызывало в памяти картинку с главным героем «Мухи» – ближе к середине фильма.
Метаморфозы уже начались, но в противное насекомое герой пока не превратился.
Задержался «ни там, ни тут».

[Oriella]

***
Открыв глаза, Дин уставился в потолок.
Сейчас он лежал вверх лицом, и яркий прожектор светил ему прямо в глаза, однако он прекрасно помнил, что в коридоре, где им чуть не прошибли стену, вообще не было прожекторов. Только электрические лампочки.
«Я что, опять в кабинете у того больного ублюдка?!! Да вы издеваетесь».
Винчестер постарался повернуть голову, не привлекая чужого внимания.
Он заметил, что теперь дверь в комнату не только не заперта, но даже приоткрыта.
Только это никак не упрощало ситуацию. Сбежать все равно было почти невозможно.
Вампиры, преследовавшие его по коридору, теперь выстроились в почетный караул и перегородили выход.

Парень резко отвел глаза, чтобы не запалиться, и обнаружил, что мог и не трудиться – это уже случилось.
На Дина пристально смотрел зверь – теперь уже без всяких человеческих черт, от «мухоподобия» не осталось ни следа. Ни кулаков, ни человеческих рук. Разве что глаза глядели более осмысленно, чем глаза простых львов…
Судя по всему, он давно ждал, пока Дин очнется – по крайней мере, было видно, что это пробуждение его обрадовало. Он как будто улыбнулся («Черт, а я и не знал, что львы так умеют!») и деловито устремился к охотнику.
Винчестер тут же прекратил изображать отдыхающего и вскочил на ноги, нащупывая в кармане нож.
Ну да, он помнил, что здесь его использовать нельзя, но все равно не понимал: с какой такой радости? Если пистолет действительно может дать осечку и без разницы, как это объяснять, – магические флюиды ли виноваты (именно так сказал бы Сэм – самому же Дину казалось, что подобные фразы отдают дешевым пафосом), дело ли в банальном стечении обстоятельств – то с холодным-то оружием что может случиться?
В худшем случае он промажет: либо по собственной вине, либо из-за той самой магии.
Это все равно лучше, чем бездействие.
Просто потому, что любая попытка – это возможность.
Отказываясь от нее, ты теряешь все шансы на успех…

То, что случилось дальше, заставило Винчестера пересмотреть представление о наихудшем развитии событий.
Нет, он не промахнулся, однако лучше бы он просто не попал, чем дал случиться тому, что, как оказалось, было совсем не в его интересах.
Казалось, Атари сам подставился под удар.
Казалось, воткнувшийся в его грудь серебряный нож не причинил вреда.
Впору было идти в подпольный охотничий магазин, качать права и обвинять владельца во втюхивании братьям подделки, но…
Было ясно, что все не так просто.

Дин все-таки получил ответ, как правило «непричинения зла» работает в отношении ножа.
Львиная грудь легко вытолкнула острие, как желе из забегаловки – любой случайно упавший на него предмет. С детства мотаясь по ресторанчикам разной степени паршивости, Дин хорошо запомнил, что желе – ядовито-зеленому или кислотно-клубничному – свойственно так себя вести.
Тела монстров никогда прежде не проделывали ничего подобного…

Нож вышел из груди чудовища, и на нем не было следов крови, а Динов враг меньше всего напоминал раненого.
А вот Дину было несладко.
В тот момент, когда он вгонял в монстра нож, мир вокруг него взорвался.

Он скривился от боли, поднявшейся от правой кисти и расползшейся по всему телу.
Трудно было даже пошевелиться – сковавшая тело боль усиливалась при каждом движении.
Трудно было дышать – казалось, в окружающий воздух выбросили какой-то особенно убойный нервно-паралитический газ…
Поэтому, когда в его предплечье – для разнообразия левое – вонзились иголки зубов, парень даже не почувствовал этого.
Слишком мелким и незначительным это чувство казалось тогда по сравнению с наказанием за попытку напасть на врага здесь, на защищенной территории.

Чуть позже, однако, отходняк после удара прошел и выяснилось, что укус – вовсе не такое уж пустячное дело…
Дин зажмурился.
Казалось, что с иглой шприца он зубы чудовища сравнил не случайно.
Казалось, ему только что внутривенно ввели несколько кубиков Африки.
Перед глазами попеременно мелькнули: ужасно толстое дерево, окруженное стеклом; трещина, молнией прорезавшая это стекло; львы, марширующие шеренгами.
Последняя картина вызвала у Винчестера ощущение неправильности. Конечно, он никогда не любил «познавательные» передачи о животных, считая, что такое смотрят одни задроты, однако откуда-то знал, что дикие кошки ни при каких обстоятельствах не станут расхаживать по площади, изображая из себя Императорскую гвардию (16).
От того, что ему показывают такой бред и исподтишка пытаются заставить все это полюбить, он даже рассердился.
«Нафиг Африку! Хотел бы смотреть такое, включил бы «Дискавери».

[Oriella]

Ярость – а как не разгневаться, когда тебе пытаются навязать, на что смотреть, что думать и что чувствовать, – придала Дину сил. Он напрягся и прервал насильственную «передачу» на середине, ни капли по этому поводу не сожалея – перед тем, как «эфир Lion-TV» отключился полностью, ему транслировали несколько «заключительных кадров».
Трупы на улицах. Разорванные глотки. Развороченные животы. Кровавые реки, хлынувшие в водосток.
– Эй, я уже видел «Пилу». Ее тебе все равно не переплюнуть, – с издевкой бросил Дин. – А вот над спецэффектами не мешало бы поработать. Такое чувство, что вместо тел взяли мусорные мешки, а вместо крови – кетчуп и клюквенный сок. Такой дешевкой уже давно никого не напугаешь.

Он отступил, зажимая рану.
Лев сердито затряс гривой и, стуча когтями, шагнул вперед.
После попытки инициировать Дина вид у него до сих пор был ошалелый…
Охранники-вампиры остались у двери, с интересом слушая, что Дин скажет дальше, и изредка прыская в кулак…
И тот, и другие развернулись лицом к нему, а к входной двери – спиной.
В этом была их фатальная ошибка.

Пока вампы любопытствовали, сзади к ним подкрался Сэм и почти одновременно вогнал ножи во вражеские спины.
Пару мгновений они стояли на месте, а их глаза между тем все больше стекленели.
Потом оба свалились, как подрубленные деревца, растущие слишком близко друг от друга, а потому и под топор идущие вместе.
«Кровь мертвеца. Молодец, Сэмми! Вот это – мой братишка!
А местный царек-то – полный идиот. Поставил защиту только для себя, для собственных мелких сошек и не подумал…
Пусть теперь расплачивается, раз на голову обиженный».

Сэм уж было прицелился в Атари, но Дин, вспомнив, что у него нет никаких гарантий, что силы, охраняющие эту комнату, не сочтут, что раз на их хозяина напали уже трижды, наказание должно соответствовать преступлению – Сэму достанется в два раза сильнее, чем ему самому, выкрикнул:
– Нет, Сэм! Не стреляй в него! Он защищен!
Брат послушался.
Он опустил пистолет и вопросительно посмотрел на Дина.
Старший Винчестер прищурился и, не теряя зря времени, выстрелил третьему упырю прямо в лицо. Тот опрокинулся наземь.
– А вот в них стрелять можно, – удовлетворенно заметил он. – У вампов защиты нет, и не было.

Атари грозно зарычал – он не мог не понимать, что теперь его позиции уже не столь шоколадны, все ушло вместе с численным превосходством – и бросился на братьев.
Они с легкостью ускользнули от его прыжка.
Львиный вождь сам загнал себя в ловушку.
Полагаясь на такие факторы, как магически защищенная комната, верные вампиры и собственная физическая сила, он не учел того, что соратники, особенно не обладающие уникальной защитой, – явление преходящее, а львиный облик в маленькой комнате с распахнутой настежь дверью – скорее недостаток.
Могучее тело зверя предназначено для свободы.
Для бега по саванне… Или хотя бы по широкой авеню.
В малюсенькой комнате, уставленной мебелью, у людей есть как минимум два преимущества.
Раз – компактность.
Два – маневренность.
Не стоит забывать и о том, что львы-оборотни, как и обычные звери, живут прежде всего инстинктами. Когда они принимают облик животного, от них не стоит ждать особенных проявлений интеллекта или чудес логики.
Ум, смекалка – все это словно засыпает.
Когда он – зверь, каждый оборотень способен наделать кучу ошибок.
Как бы ни был умен в образе человека.

«Двигаем, Сэм! Бегом!», – донеслось до нынешнего вождя, и он заскрежетал острыми зубами.
Если бы у Атари были сейчас человеческие руки, он вновь закрыл бы дверь кабинета на каверзный замок (тем более что кнопка-переключатель в кабинете была отнюдь не одна – их было аж пять штук!) и показал бы Винчестерам, что на самом деле значит «Это не меня с вами заперли. Это вас заперли со мной» (17).
Если бы, но…
Вовремя перекинуться не успел бы даже Табо, который за годы опыта практически достиг в частичной трансформации совершенства.
Что уж говорить об Атари, который всегда уступал брату хотя бы в паре секунд и безумно по этому поводу бесился...

Охотники выбежали за дверь, а Атари помчался за ними.
Как был, в львином облике.
Хрипя от злости.
Забыв, что за дверями комнаты безопасная зона заканчивается.
А вот Дин об этом не забыл, и забывать не собирался.
Тем более что из-за боли в руке от Сэма он немного отстал.
Сэм оторвался на приличную дистанцию, а расстояние между Дином и преследователем быстро сокращалось.
Когда оно было почти сведено к нулю, – еще один прыжок, и огромный лев приземлится прямо ему на спину – Винчестер остановился и хладнокровно выпустил в зверя последнюю пулю.

Высвободилась пара минут для того, чтобы заняться собой: Дин попросил у брата носовой платок и закрыл им рану.
Позже, в машине, Сэм поможет наложить нормальную повязку.
Сейчас хватит и платка: по крайней мере, он перестанет оставлять за собой кровяную дорожку.
Если и существовал способ увести за собой вампиров и оборотней, который был бы лучше, чем капельки крови за спиной, Дину он был неизвестен…

[Oriella]

***
Винчестеры садились в «Импалу».
Кто-то может сказать, что нет в этой фразе ничего особенного.
Братья и «Импала» – понятия, связанные друг с другом теснее, чем «хлопья» и «молоко».
Странно воспринимается одно без второго.
Слово «Импала» вне контекста кажется разновидностью антилопы; слово «братья», отделенное от Сэма и Дина, кажется отстраненным, неживым.
Недаром в английском оно созвучно с холодным «другие».

Однако если рассказать неведомому «кому-то» подробности того, как трудно Дину и Сэму было отыскать уведенную подальше «малышку», картина меняется.
Фраза, еще недавно казавшаяся малозначимой, обретает новый смысл...

Братья до сих пор бегали бы по Мотт-Хейвену, скрываясь от последователей Атари, если бы не выяснилось, что в этом районе живут не одни только львы.
Здесь обитали и обычные люди тоже.
Надо заметить, что перемены, которые произошли в львином сообществе, не остались для них тайной, и соседством с монстрами они были крайне недовольны.
Кому понравится, когда твои соседи чуть ли не каждую ночь обращаются в зверей и убегают куда-то в темноту, а ты даже не можешь вызвать полицию, потому что…
Кто тебе поверит? Особенно когда ты – многодетный безработный наркоман или юная проститутка, скрывающаяся от родителей?
Помощи от властей в этом случае ждать нечего.
Как и защиты.
Остается искать помощь в других местах.
Хоть в тайном обществе «Наследие» (18), хоть в отделе Секретных материалов…
Дин подозревал, что, когда местные наперебой рассказывали, как обитатели «во-он того дома» прицепили припаркованную у обочины черную машину к своему джипу и спрятали ее «в дюжине кварталов отсюда», они принимали их за кого-то в этом духе.

Ему было плевать, пусть хоть Кирком и Споком считают...
Главное, что он смог вернуть свою детку и прищучить покусавшую его тварь.
В конечном итоге они все равно остались в плюсе.

– Сэмми, а ты крут, – с усмешкой сказал Дин, роясь в своей «сокровищнице» аудиокассет. – «Рэмбо» недавно пересматривал? Лихо ты напал на этих кровососов. И то, что запасся кровью мертвеца, – пять баллов. Молодец.
– Они просто отвлеклись, – отмахнулся брат. – Просто были слишком заняты. – Он потянулся за ремнем безопасности. – А кровь мертвеца… Я на всякий случай смазал ею нож после того, как Бобби сказал, что тут ошиваются вампиры. Подумал, пригодится.
Дин выудил из кассетного развала один из ранних студийных альбомов Black Sabbath – Master of Reality. На первых музыкальных аккордах он хлопнул ладонью по приборной панели и подмигнул брату.
– Я просто тебя не узнаю. Что за невиданная скромность? Супергерои не смущаются. Разве я тебя не учил, что, когда герои делают что-то классное, они не сбегают от комплиментов, а благосклонно их принимают?
Сэм скривился.
– Ди-ин… – недовольно протянул он. – Будь хоть немного серьезнее. Я просто беспокоюсь – тебя только что покусали, я пять минут тебе руку бинтовал. Неужели тебя это не волнует?
– Ни капли, – беспечно отозвался брат. – Я в порядке, Сэм. Я же застрелил этого мудака, разве нет? Это гарантия, что со мной ничего не случится. – Он развел руками: целой и обмотанной бинтом. – Осталось вернуть на место пацана, и можно сваливать отсюда. Если ты, конечно, не думаешь заглянуть в гости к старой знакомой? Уверен, ты помнишь Сару – когда ты перестал валять дурака и побежал проститься с ней по-нормальному, я думал, вы дыру в асфальте прожжете, до того горячо целовались… Если ты вдруг возжелаешь пообщаться со своей мадам наедине, я не буду возражать. С удовольствием тебя подожду. Сколько угодно. – Дин кривовато улыбнулся. – За что люблю Нью-Йорк, так это за то, что тут не заскучаешь.

Сэм пробормотал что-то о том, что рано пока говорить о Саре и визитах к ней – сначала нужно закончить работу, и замолчал, ушел в себя.
Прикидывал все за и против неожиданного появления перед прошлогодней знакомой?
Сам Дин, ни минуты не сомневаясь, уже сейчас поехал бы к девушке, если бы это была его знакомая, но Сэм – это Сэм.
Он не может не рефлексировать.

Дин был рад, что нашел, чем отвлечь брата.
Ему не хотелось, чтобы Сэм заметил, что старший уверен, что он в норме, а укус никак не аукнется, вовсе не так твердо, как хочет показать.
Когда он заводил мотор, перед глазами возникла картинка – пышная львиная грива окаймляет его собственное лицо. Звучало это совсем безобидно…
Если бы не тот факт, что в этот момент у него возникло желание обнажить зубы и глухо зарычать. На Сэма, конечно. Больше никого рядом не было.
Сдержаться удалось лишь чудом. Он крепко вцепился пальцами в руль и продолжал держаться за него, пока странное желание не ушло.
Сейчас обошлось.
А что в следующий раз? Если он будет?

Дин аккуратно вывел машину на дорогу и поехал.
Не слишком быстро, не слишком медленно.
Он решил: если приступ повторится, он поделится с Сэмом своими опасениями.
Опасность превратиться в оборотня – это не шутки.
Если он может стать угрозой для Сэмми, брат должен об этом знать.

Вновь вспомнился случай с Мэдисон.
Они думали, что смерть того, кто ее обратил, ее освободит, но ошиблись.
Тогда Дин решил, что это потому, что она уже убивала, но вдруг он и сейчас ошибается?
Что, если спасения для тех, кого укусили, просто нет, и никогда не было?

1. Фил Хельмут – профессиональный игрок в покер. Любители покера считают его лучшим участником мировых покер-турниров.
2. 440 фунтов = 200 килограмм. Примерно.
3. 10 миль – около 16 километров.
4. Типичная для Винчестеров ситуация – имена и фамилии двух музыкантов меняются местами, и рождаются две новые личности. В этот раз извращались имена Терри Батлера (бас-гитарист Black Sabbath) и Иэна Гиллана (вокалист Deep Purple).
5. Синоним доллара.
6. Игра слов: Spain – pain.
7. G-man (сокращение от Government man). Так в разговорном American English именуют агентов ФБР.
8. Персонаж книг Джима Батчера, друг главного героя, любитель польки и по совместительству патологоанатом. Остается гадать, откуда Дин его знает, но в жизни охотников есть не только охота; бывают и дни тягучие, бесконечные, проведенные в отелях, где даже нет кабельного, а вставать с кровати нельзя, пока не затянется рана. Может, в один из таких дней Дин от скуки решил почитать «Лики смерти» или «Барабаны зомби».
9. Имеется в виду серия «Женщина-олень» (ru.wikipedia.org/wiki/Женщина-олень).
10. Арабский – национальный язык в Судане. Канури – распространенный в низинах у озера Чад диалект. Суахили распространен на других территориях (в Восточной и Центральной Африке), так что с говорящими на нем львы, вероятнее всего, встречались в прошлом редко. Однако все же встречались: это очень популярный язык, так что иногда на поклон к львам-духам приходили и носители этого языка.
11. NY 1 – 24-часовой кабельный канал, сконцентрированный прежде всего на событиях, которые происходят в 5 районах Нью-Йорка: Манхэттене, Бронксе, Бруклине, Квинсе и Статен-Айленде.
12. Джитуку – африканское «хитрый».
13. Люгер – вампир из серии «Кровь мертвеца».
14. Зерги – раса из вселенной Starcraft, насекомые, обладающие коллективным разумом.
15. Отсылка к заставке 7 сезона.
16. Императорская гвардия – солдаты Палпатина («Звездные войны»).
17. Почти дословная цитата из фильма «Хранители» (монолог Роршаха).
18. Группа «Наследие» изучала паранормальные явления в сериале «Полтергейст: Наследие».
Примечание: поскольку действие фанфика происходит между сериями 2.19 и 2.20, номера у «Импалы» до сих пор канзасские (по канону Сэм сменил их на номера штата Огайо только в серии «Несбыточные мечты и сбывшиеся желания»).
Если считать события фанфика пропущенной серией, можно подумать, что отчасти смена номеров произошла в том числе и из-за того, что выяснилось – монстры тоже научились вычислять братьев по автомобильным номерам.

[Oriella]

3. Львиная власть

В мире людей мне места нет. Мое лицо и тело меняются с каждым днем, зубы медленно превращаются в клыки, глаза сужаются и желтеют, шея укорачивается, руки и ноги превращаются в когтистые лапы. С каждым днем я все гуще покрываюсь косматой шерстью, под которой — белая, даже голубовато-серая кожа.
Молитесь за меня, прошу вас. Я не хотел, чтобы со мной случилось такое.
Хью Кейв, «Шептуны»

— Вроде бы перекидываетесь в полнолуние. А волхвы вовсе лютых волков подзывают к домам…
— Бабьи сказки, – отмахнулся Мрак. – Навыдумывают. Я, к примеру, могу перекидываться в любой день.
Юрий Никитин, «Трое из леса»

Вой сирены скорой помощи напоминал женский визг.
Прежде Дин никогда об этом не задумывался и с легкостью игнорировал любые сирены (за исключением тех, что как-то касались или могли касаться их с Сэмом; когда пару недель назад они сматывались из тюрьмы в Литл-Роке, каждая полицейская гуделка подсказывала, что Хендриксон в любой момент может до них добраться (1)), однако сегодня их завывание казалось особенно истошным, и не принимать его во внимание как-то не получалось.
Можно было подумать, что в этом специфика местных сирен – мегаполисы в большинстве своем ко всему равнодушны, поэтому чтобы нью-йоркских спасателей хоть кто-то пропускал вперед, их звуковым сигналам просто добавили пронзительности…
Вот только раньше Дин никогда не чувствовал разницы между сиренами и сиренами – первые относились к полицейским автомобилям из уездных городков, вторые – к машинам из мегаполисов.
Вот только Сэм и сегодня не показывал виду, что для него «сейчас» и «тогда» хоть как-то отличаются.

Наверное, для брата этих различий действительно не существовало.
Может быть, звуки сирен он тоже не слышал. Слишком уж издалека они доносились...
И уж точно Сэму и в голову не могло прийти как-то очеловечивать механические звуки, сравнивая их с криками страдающей женщины.

Дин раздраженно вздохнул.
Они колесили по городу уже несколько часов, с того момента, как отыскали машину и вывели ее из-под грязного навеса. Похитители, очевидно, решили, что раз из-под него видна только задняя крышка багажника, они хорошо спрятали машину – она ведь черная и не слишком приметная, по крайней мере, для них.
Плохо они знали Дина. Он узнал «Импалу» моментально, тут же метнулся к ней и начал проверять, не поцарапали ли ее, долго ругаясь на «сволочей-Импалокрадов»…

Даже в отель заехать времени не нашлось.
И ничего.
Мелкий то и дело вытаскивал из кармана зуб на веревочке, с умным видом глядел на него и давал Дину указания.
«Сейчас свернешь на восток у Бэттери-парка».
«Через улицу, нет-нет, через две улицы поворачивай налево».
«Дальше будет спуск, осторожнее. Сразу после него въезжай на мост Трайборо. Окажемся в Бруклине, я скажу, куда дальше».

Сначала Дин смотрел на все это с усмешкой – Сэмовы манипуляции смотрелись комично, однако чем больше уходило времени на бесплодные поиски, тем cильнее его охватывал гнев. Попытки Сэма командовать уже не смешили, а раздражали, да и систему в действиях Сэма он видеть перестал. Возникло полное ощущение, что брат просто наугад тыкает пальцем в карту, составляя свой собственный маршрут автомобильной экскурсии.
«Или он просто издевается, – вдруг пришло в голову. – Кто знает, что на самом деле наговорила ему та тетка-монстр?»
Дин бросил на брата недовольный взгляд и спросил:
– А почему эта «женщина-кошка» не дала нам фотку?
Глубоко погрузившийся в свои мысли Сэм не сразу понял, что к нему обращаются – единственной его реакцией было рассеянное «Что?»
Только когда брат повторил свой вопрос, Сэм нервно отозвался:
– И в чем проблема? Чем бы тебе помогла фотография мальчишки, если бы его мать дала нам ее вместо клыка? Ты хоть знаешь, сколько таких в Нью-Йорке? Мы бы даже не знали, куда ехать.
– Как будто сейчас мы знаем! – вспыхнул Дин. – И я не говорил «вместо» зуба. Имелось в виду «вместе с ним». – Он повернулся к брату. – Вот, представь. Найдешь ты сейчас улицу, на которую указывает твой костяной экстрасенс, а там таких мальчишек – целый класс. Как ты узнаешь, кто из них нам нужен?
– Узнаю, – парировал Сэм. – Уже придумал способ отличить его от остальных.
Никакого способа, конечно же, не существовало – Сэм надеялся, что правильно понял намек миссис Бикила и его способности действительно помогут, но не говорить же об этом Дину? Каждый раз, когда в разговоре заходила речь о Сэмовых особых талантах, Дин мрачнел и замыкался. Сэму не хотелось огорчать брата…
Сказать по правде, он и сам не очень хотел лишний раз вспоминать о своих способностях.
Сэм признавал, что их можно использовать – иногда, когда другого выхода нет, – но разговаривать о них не любил.
Надеясь, что Дин не спросит, о чем речь, Сэм примирительно сказал:
– Мы найдем его, я обещаю, Дин. И не нужна нам для этого фотография. Тем более что оборотней сфотографировать почти невозможно.

[Oriella]

Дин надежд не оправдал. Дважды.
– Я-то верю, что найдем. Вот только как? Что за гениальный способ такой? – подозрительно спросил он, заставляя Сэма скривиться, и тут же добил брата контрольным в голову. – И кстати, я тут подумал… Может, ты просто что-то неправильно делаешь? Раз ты говоришь, что единственное условие тут – быть человеком, а не нелюдью какой-нибудь, давай я попробую покрутить эту гадость? Вдруг получится, и нам не придется больше мотаться по городу? Мы же не в ковбоев и гангстеров играем. Ночь уже почти – я не собираюсь заниматься поисками до утра. Иногда людям надо спать, если ты не в курсе.
Утаивший от брата вторую часть условия Сэм почувствовал себя дискомфортно.
– Ммм, тут нужен не совсем человек, – промямлил он. – Человек со способностями. Такими, как у меня. Способ тоже с ними связан. Когда я держу в руках зуб, я как будто могу предсказать, куда мальчик пожелает отправиться в следующий момент. Понимаешь?
Дин сделал паузу, а после нее – пробормотал:
– Ах, вот как. Тогда, конечно, пусть он будет у тебя…
Он усмехнулся.
– И куда ты хочешь сейчас нас послать, великий Эдгар Кейси (2)?
Можно было, конечно, припомнить брату, что предсказатель из него довольно паршивый – нормальные ясновидцы обычно угадывают точное местонахождение человека, а не его желания, которые могут измениться 10 раз на дню.
Потому они и шарахаются по городу так долго: из одного района в другой – пацан, видно, не может определиться, куда же ему нужно, меняя решения быстрее, чем студентка-ПМСница.
Но Сэм в этом был совсем не виноват, потому Дин и промолчал.
Тем более в собственной фразе он – слишком поздно! – уловил отголоски прежних разговоров и с опаской взглянул на брата.
Не принял ли Сэм слово «нелюдь» на свой счет?
Не решил ли, что Дин обвиняет его в том, что у них ничего не получилось, – типа, нелюдь не может справиться с человеческой работой?

– Если ты хочешь вернуться в отель и отдохнуть, давай вернемся. Поиски завтра продолжим, – предложил Сэм.
Дин отрицательно покачал головой.
– Проверь лучше свой радар еще раз. И что говорит шестое чувство?
Брат закрыл глаза, сжимая зуб в пальцах. В этот раз «сеанс» длился дольше, так что, когда Сэм вынырнул из своих ясновидческих грез, Дин облегченно вздохнул – он начинал уже беспокоиться.
– Ну и? – сразу же спросил он. – Я уж подумал, тебе так понравилось корчить из себя Джонни Смита (3), что ты передумал возвращаться… Видел что-нибудь?
– Мальчишка совсем рядом, – тяжело дыша, ответил Сэм. – Дальше лучше искать его пешком, машина там не проедет. – Он железной хваткой вцепился руками в дверцу, не отпустив ее даже тогда, когда обе его ноги оказались на земле.

– Хоть что-то хорошее. Я решил, ты опять скажешь – надо топать на другой конец города, – вылезая из «Импалы», произнес старший. – Дальше куда?
– Сюда, – Сэм указал на проулок, заваленный мусором.
Дин оценил улочку и тихонько фыркнул: «Ну почему мы не можем хоть раз заняться поисками в каком-нибудь красивом месте? Почему мы всегда должны работать среди такой грязи?». Потом он вгляделся в лицо брата и, не удержавшись, спросил:
– Ты чего? Насчет Джона Смита я шутил, если что. Не надо настолько вживаться в образ.
– Просто… Чем мы ближе к мальчишке, тем больше ощущения похожи на настоящее видение, – объяснил брат. – Ты же помнишь, как они выглядят со стороны? – Когда Дин кивнул, Сэм порывисто воскликнул: – Поверь мне, изнутри они воспринимаются куда ужаснее. Черт, Дин, как же тебе повезло, что у тебя их не бывает.
Он на миг прижал пальцы ко лбу, а Дин виновато сказал:
– И я еще добавил тебе проблем, когда стал возмущаться, да? Прости, Сэм. У меня что-то совсем крышу сносит из-за этой охоты… Когда главзлодей загоняет в угол и в лучших традициях Бондианы грузит тебя своими планами, это нервирует.

Он ждал, что сейчас последует новая серия вопросов, касающихся его ощущений после укуса, однако Сэм сердито сомкнул губы и поинтересовался:
– А это все, что тебя возмущает, или есть что-то еще?
Мудрее было бы промолчать, но в этот момент Дину вдруг стало плевать на мудрость. То ли накатила новая волна злости, заставившей серьезно задуматься над темой «Сэм и монстры», то ли он просто обиделся, что младший брат не оправдал его ожиданий. Нет, охотнику совсем не хотелось в очередной раз заверять брата, что у него нет никаких проблем, но и невнимание со стороны Сэма показалось странным.
– Есть кое-что. – Дин серьезно посмотрел на брата. – Почему ты поверил той тетке, Сэм? Вдруг она заодно с чуваком, который хотел заставить нас с тобой мяукать на луну?
– Она не может быть заодно с ним, – вскинулся Сэм. – Она его ненавидит.
– Это она тебе сказала. Откуда ты знаешь, что она на самом деле чувствует? – резонно заметил Дин.
– Дин, эта женщина просто хочет отыскать своего ребенка! – горячо возразил Сэм. – Все. Зачем ей мне врать?
– Да ладно. Ты же сам только что сказал, что отыскать ее сокровище может только человек, владеющий магией. Вдруг она тебя просто использует?
Сэм ничего не ответил. Просто негодующе засопел и перешел на быстрый шаг.

– Мы почти пришли, – сухо сообщил он, когда братья подошли к давно не ремонтировавшемуся зданию.
Дин удивленно посмотрел на просевшее крыльцо.
– Ты уверен? Это вообще-то кинотеатр.
– Я знаю, – Сэм решительно распахнул дверь. – Он точно где-то здесь.

[Oriella]

***

Ноги братьев тихо ступали по деревянному полу.
К ночи большинство залов закрылось, крики, взрывы и автоматные очереди доносились только из одного из них.
В остальном кинотеатр был пуст, единственную опасность для братьев представлял пожилой охранник, дремавший возле зеленого зала, – того самого, где сейчас шел какой-то боевик.
Больше никого в здании не было.
То ли напарник дедушки сегодня не вышел на работу, то ли никакого напарника просто не было: желая сэкономить на зарплате сотрудников, владельцы киношки наняли только одного ночного сторожа…

Красный, синий, фиолетовый, желтый залы.
Некоторые из них Сэм пропускал. В некоторые – заглядывал, освещая фонариком ряды кресел.
Когда он не обнаружил того, что искал, ни в одном из залов, он решительно направился к зеленой двери. Дедуля-охранник приоткрыл один глаз и осуждающе посмотрел на них: спросонья он не мог понять, что на вверенной ему территории делают посторонние…
Дин взял инициативу в свои руки. Не давая старику опомниться, он практически ткнул удостоверение тому в лицо.
– Мы ищем преступника, – он быстро сверился с бейджиком на груди охранника, – Фрэнк, вы в свою смену не заметили здесь ничего подозрительного?
Пожилой мужчина энергично замотал головой.
– Я ничего не видел, – испуганно запротестовал он. – Не было тут никаких преступников.
Старший Винчестер лучезарно улыбнулся.
– Тогда вы, конечно, не будете против, чтобы мы сами в этом убедились?

Заглянув в зал, братья поняли, что популярностью этот кинотеатр, мягко говоря, не пользуется. Даже если сделать скидку на некассовость фильма и позднее время сеанса, хотя бы десять человек в зале должно было быть.
Вместо этого перед Винчестерами предстали пустые ряды. Исключение составили два места сзади, на которых сидела влюбленная парочка (ребята не обратили никакого внимания на распахнувшуюся дверь, как не обращали его и на события фильма: увлечены они были исключительно друг другом), кресло в центре (голова мужчины, занимающего его, свесилась набок – незадачливый зритель спал, бесспорно, очень крепко, раз даже выстрел из пушки, только что отгремевший в кино, не разбудил его) и… место впереди, всего в паре метров от огромного экрана.
Сидящий на нем темнокожий мальчишка не спал, но и фильм тоже не смотрел. Это было очевидно. И довольно-таки подозрительно…
Заинтересовавшийся кино мальчик не глядел бы в сторону двери во все глаза.
Погрузившийся в сюжет ребенок не стал бы отвлекаться от захватывающей истории.
Случайный зритель вообще не обратил бы внимания на вошедших – мало ли кто там бродит – тем более что Винчестеры даже фонарики выключили, света от кинопроектора было достаточно.

Дин сделал несколько шагов вниз по проходу, и у мальчика с первого ряда сдали нервы. Сначала его лохматая макушка нырнула под сиденье, но пятью секундами спустя вновь появилась: видимо, до пацаненка дошло, что предполагаемые преследователи уже прекрасно разглядели его, и прятки под креслом сейчас – не вариант.
Мальчик вскочил с места и рванул к запасному выходу.
Бросив конспирацию, братья побежали следом.
Сэм – потому, что все еще зажатый в его руке львиный клык тихо пульсировал и словно шептал: «Да-да-да, это он! Хозяин!».
Дин – потому, что он прекрасно понимал: раз уж мальчишка драпанул от них с космической скоростью, значит, что-то с ним не то; просто так никто не будет сбегать из кинозала, каким бы дерьмом фильм ни оказался.
Их клиент он или нет – еще посмотрим, но догнать пацаненка нужно в любом случае. Догоним – разберемся…
«Да и внешность у юного легкоатлета подходящая».

Игнорируя возгласы «Эй, подожди. Мы тебе ничего плохого не сделаем!» (после последнего окрика он, наоборот, припустил еще быстрее), мальчик несся по лестнице на второй этаж.
«Что он там забыл?» – недоумевали Винчестеры. Загадкой это оставалось недолго.
Очень скоро они увидели, куда торопился мальчик.
В конце коридора обнаружился широкий выступ, с которого можно было перескочить на соседский балкон.
Расстояние между зданиями было приличное, метров семь (если не больше), однако парнишку это не остановило. Он разбежался, оттолкнулся и, чуть прогнувшись, полетел вперед.
Было похоже, что сейчас он ускользнет: пока они догоняют его по улице, мальчик десять раз успеет удрать.
Однако к концу полета беглец начал стремительно терять высоту и, когда до края балкона осталось меньше метра, он свалился. Скорости все-таки не хватило.
Приземлился мальчишка на ноги, но не удержался, перекатился вперед, снова упал и больно ударился лбом. Больше он уже не шевелился.

[Oriella]

Братья переглянулись. Сэм тут же направился к лестнице и через полминуты уже сбегал вниз по ступенькам. Дин собирался последовать за ним, но, посмотрев напоследок на улицу с высоты, задержался.
Когда его взгляд уперся в край перил соседнего балкона, расстояние до него внезапно показалось не таким уж и большим.
Если мальчишка почти его осилил, уж Дин-то должен преодолеть его на раз…
Отчаянно захотелось спрыгнуть вниз и бежать, бежать, не останавливаться.
Пока не останется дыхания.
Воздух как будто раскалился и загустел, и бег виделся сейчас единственным способом добавить в него прохлады…
Охотник уже приготовился к прыжку, но Сэм окликнул его снизу, и наваждение прошло.

– Как он там? Живой? – немедленно отозвался Дин, надеясь, что брат не поймет причин его заминки.
– Порядок. Без сознания, но скоро очнется. А ты что там застрял? – спросил Сэм озадаченно. – Спускайся.
– Да иду уже, – ответил парень. – Я… просто пытался понять, что он здесь делал ночью. Почему именно здесь?
– Какая разница? – прокричал брат, вновь отворачиваясь. – Очухается – спросим. Хотя, по-моему, это совсем не важно.
Объяснение Сэма вполне удовлетворило. Впрочем, он и не смотрел на Дина, когда тот размышлял, не прыгнуть ли.
Если бы тогда брат не смотрел на пострадавшего так пристально, без расспросов бы не обошлось.
Наверное.

Тем не менее Дин был верен своему слову.
Желание прыгнуть с балкона, потому что на втором этаже, видите ли, слишком плотный воздух, никак не назовешь нормальным.
Как и ярость по поводу и без повода и звериную злость.
Как и усилившуюся подозрительность и слух, как у Сорвиголовы (4).
Нужно было рассказать Сэму, что, кажется, укус не прошел просто так.

Остановившись у распростертого тела, Дин тихо выдавил из себя:
– Сэм, я…
Брат, не дослушав, перебил его радостным восклицанием:
– Ну вот мы его и нашли. А ты говорил – будет сложно, я не справлюсь, – в последней фразе явно прозвучал упрек.
– Эй, не спеши. Ты точно уверен? Как-то он не очень похож на монстра… И все слишком просто. Тебе не кажется, что будь он оборотнем, он бы не попался так по-дурацки?
– А с чего бы ему бегать от нас, если он – просто мальчишка?
– Не знаю, – Дин пожал плечами. – Может, он просто мелкий барыга, только-только затарившийся травкой, который принял нас за копов?
– Нет. Он явно не толкач наркоты, – Сэм наклонился к лежащему навзничь мальчишке и помахал львиным клыком над его головой. – Смотри.

Когда Дин непонимающе взглянул на него, Сэм вспомнил.
– Ах да, ты же не видишь, как он светится. Тогда поверь мне на слово.
Зуб сиял ровным нежно-золотистым светом.
Таким ярким он не был никогда прежде: во время поисков мерцала только какая-то одна его часть: корень, режущая кромка либо коронка…
Сэм предполагал, что это значит – им надо было ехать в направлении, указанном зубом; с какой стороны свечение ярче, туда и нужно сворачивать, однако не был до конца уверен в том, что вел Дина правильно.
Разумеется, раньше ему не приходилось использовать зубы оборотней в качестве компаса…

Сейчас Сэм ликовал, чувствуя себя кем-то вроде героического штурмана из романов Жюля Верна, который только что помог провести корабль между опасными рифами.
Все время, пока длились поиски, он рисовал себе ужасные картины, в которых мальчишка погибал до того, как им удалось его отыскать.
Из-за козней «любимого дяди» или просто потому, что он затерялся в городе.
Вышла бы та же история, что и с постояльцем отеля в Пеории (5) и с Эвой Уилсон (6): Сэм опять не спас человека, Сэм пришел слишком поздно, Сэм облажался.
И, что хуже всего, ему пришлось бы объяснять матери мальчика, почему он обманул ее доверие.
Хорошо, что теперь не придется.

– Ну ОК. – Дин только махнул рукой. Он, конечно, заметил Сэмов восторг, потому и решил, что сказать Сэму о своих подозрениях можно и попозже.
Зачем лишать брата возможности порадоваться?
Вдруг он все-таки ошибается, и все эти признаки не значат ничего?
Львиный правитель пугал, что он лишится собственного «я», что превратится в механического болванчика, но пока же ничего такого не случилось?
– Тогда берем его и погнали? Принесем пацана к нам в номер, там допросим. А то, если начнем его тут расталкивать, этот олимпиец опять попробует улизнуть.
– Погнали, – откликнулся брат, делая шаг по направлению к лежащему на утоптанной земле мальчику.

Неожиданно Дину в голову пришла странная мысль, и он тихо засмеялся.
Сэм посмотрел на него, как на психа.
– Ты чего?
– Ни… чего, – все еще смеясь, ответил старший. – Просто знаешь, на что все это похоже?
Сэм вопросительно поднял брови.
– На мультик «Король Лев». Парню-львенку надо помочь вернуться домой. Один в один же. Разве что злого дядюшку мы отпинали вместо него.
– Да ну? И кто же там мы? – язвительно спросил Сэм.
– А ты не догадываешься? Тимон и Пумба, – Дин расхохотался. – Только, чур, я Тимон. Он прикольнее.
– Ах, то есть мне ты отводишь роль Пумбы? Ну спасибо тебе, Дин. Всегда мечтал, чтобы меня сравнили с придурочным кабаном из детского мультика.
– Пумба-Пумба. И не спорь!

Сэм смерил его классическим взглядом «мой брат – идиот» и наклонился, подхватывая бессознательного мальчишку под колени.
Дину, таким образом, досталась обязанность тащить ребенка за руки и плечи…
Мальчик оказался странно легким – по ощущениям, он весил не больше двухнедельного котенка. Дин нес его без усилий, несмотря на то, что на полпути к машине Сэм отпустил мальчишечьи ноги и стал рыться в карманах, предоставляя брату возможность «заниматься бодибилдингом» в одиночку.
Впрочем, ругать брата и обвинять его в любви к халяве Дин не стал: понимал, что Сэму с его ростом – кто бы мог подумать, что из малыша, которого он когда-то сам вынес из горящего дома, вырастет такая оглобля? – сгибаться в три погибели куда труднее, чем ему.